Поэзия

[Vlad pavlovich]

Мы сидим у края бездны,
Крылья сняли и болтаем:

- Ты уверен, что воскреснем?

- Абсолютно, дорогая!

- И опять про всё забудем?

- Да...так тыщи раз бывало,
мы без крыльев - просто люди,
чтобы всё начать с начала.

- А летать уже не сможем?
И ходить опять учиться,
всякий раз - одно и то же...

- Но уже с другой страницы!
Там меняется всё быстро,
там - вчера, сегодня, завтра,
каждый день другие смыслы,
страны, города, ландшафты.
Поживём?

Молчу, вздыхая.
Вниз смотрю, а там - не очень...

- Ты привыкнешь, дорогая,
так, что в Небо не захочешь.

Кот Неученый

[Vlad pavlovich]

[Vlad pavlovich]

[Vlad pavlovich]

если осень, то сразу вниз. вместе с небом в осколки луж.
я не знаю, зачем ноябрь – в нем погибло немало душ,
в нем ломались гранит и сталь, рассыпались в труху мечты,
в нем почти что сломался я, превратившись в сплошной пустырь.

было, впрочем, немало дней – поумнеть, нарастить броню.
этим летом почти воскрес и почти побывал в раю,
но сентябрь, как редкий яд, был подмешан уже в июль.
и, наверно, свинцовый дождь добивает не хуже пуль.

дни рождения – просто дни, мы взрослеем в осенний час.
на страницах ушедших лет вместо сказки пойдет рассказ.
в водостоке бурлят слова, что сегодня звучат как сон.
и обидно, что все мечты никогда не вместить под зонт.

остается идти вперед, закрываясь от хищных стуж.
если осень, то сразу вниз, вместе с небом под стекла луж.
кто-то будет ползти наверх, кто-то сможет разжечь огни,
но, по сути, спасется тот, кто протянет ладонь другим.

Deacon

[Vlad pavlovich]

И начинает уставать вода.
И это означает близость снега.
Вода устала быть ручьями, быть дождем,
По корню подниматься, падать с неба.
Вода устала петь, устала течь,
Сиять, струиться и переливаться.
Ей хочется утратить речь, залечь
И там, где залегла, там оставаться.

Под низким небом, тяжелей свинца,
Усталая вода сияет тускло.
Она устала быть самой собой,
Но предстоит еще утратить чувства,
Но предстоит еще заледенеть
И уж не петь, а, как броня, звенеть.
Ну, а покуда — в мире тишина.
Торчат кустов безлиственные прутья.
Распутица кончается. Распутья
Подмерзли. Но земля еще черна.
Вот-вот повалит первый снег.

Давид Самойлов, 1964 г.

[Vlad pavlovich]

По заснеженной дорожке,
Чувств волнующих полна,
К нам пришла, крадучись, кошка,
Кошка белая — зима.

Хвост поднявши чинно, важно,
Шла, прекрасна и нежна,
По тому, что было пашней,
Кошка белая — зима.

Мягким шагом, чётким шагом
В снег печатала она
След подушек милых лапок,
Кошка белая — зима.

Волшебством предновогодним
Обсыпа́ла терема,
Мир украсила природы
Кошка белая — зима.

Заискрились, засияли
В драгоценностях дома!
Шла, не ведая печали
Кошка белая — зима.

В белых лапках приносила
Переливы серенад.
Нежным взглядом так красива
Кошка белая — зима.

Нацарапала на ветках
Светлый иней у окна,
В цвет усов своих, кокетка,
Кошка белая — зима.

С шерсти падали снежинки,
Вечер свой писал роман;
Шла, как будто бы с картинки,
Кошка белая — зима!

Серафима Микулина

[Vlad pavlovich]

Пилигримы

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
…И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.

Иосиф Бродский

[Vlad pavlovich]

В мыльнице грудной клетки
Лежало сердце
Люди подходили и мыли руки
Пока не остался
Лишь жалкий обмылок

Если б человеческое сердце можно было заменить так же легко
Как мыло
И если б с мылом можно было помыть душу
Так же, как мы моем руки

Почему чувство собственной правоты
Всё время выскальзывает из рук, как мыло?
Мыло выскальзывает из рук
Словно сердце выпрыгивает из груди

Макар Авдеев

[Vlad pavlovich]

Вечер

О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно -
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.

В бездонном небе легким белым краем
Встаёт, сияет облако. Давно
Слежу за ним... Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.

Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.

День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне...
Я вижу, слышу, счастлив. Всё во мне.

Иван Бунин

[Vlad pavlovich]

B давнем синем дне

Я просто мальчик в давнем синем дне,
и некий хмель крепчает в слабых венах.
И тянутся во сне от лун ко мне
предчувствия о многих переменах.

И яблоко в ладони всё круглей,
всё полновесней и правдоподобней.
А вольный дух июньских тополей -
любим ноздрями, слышим костью лобной.

И пальцы в шрамах -
быстрая рука
при ярком свете так неосторожна!

А ночь - близка, нежна.
И у виска
всё шепчет, шепчет: "Жизнь твоя возможна"...

Сергей Шелковый

[Vlad pavlovich]

Прости меня, мой ангел, просто так —
за то, что жил в твоей квартире.
За то, что пил. За то, что я — чужак —
так горячо, легко судил о мире.
Тот умница, — твердил, — а тот дурак.

Я в двадцать лет был мальчиком больным
и строгим стариком одновременно.
Я говорил: «Давай поговорим
о том, как жизнь страшна и как мгновенна.
И что нам ад — мы на земле сгорим».

И всяким утром, пробудившись, вновь
я жить учился — тяжко, виновато.
Во сне была и нежность и любовь.
А ты, а ты была так яви рада.
А я, я видел грязь одну да кровь.

Меня прости. Прощением твоим
я буду дорожить за тем пределом,
где все былое — только отблеск, дым.
…за то, что не любил, как ты хотела,
но был с тобой и был тобой любим!

Борис Рыжий, 1995 г.

[Vlad pavlovich]

Новогодняя ночь

В глазах рябит от мишуры,
Огней сверкание повсюду.
Гирлянды, звездочки, шары —
Здесь всё опять готово к чуду.

Бокалы часа своего
Дождутся. Вот еще минута,
И дружно грянет торжество
Под залпы пробок и салюта.

Нас Новый год одарит вновь
Погодой ветреной и снежной.
За процветанье и любовь
Мы выпьем с верой и надеждой.

И будет ночь смотреть в окно,
На лица и зверюшек маски.
Но в жизни так заведено —
Придет конец и этой сказке.

Утихнет тот хрустальный звон,
Начнут иголки осыпаться...
Ну а пока — всё, словно сон.
И неохота просыпаться!

Александр Бывшев, ноябрь 2010 года.

[Vlad pavlovich]

Подари мне в полосочку кошку,
Всю волшебную, словно из сказки,
Чтоб сидела она у порожка,
Удивлённые строя мне глазки.

Пусть мурлычет изящное чудо,
Шерстяное такое, из меха.
Пусть суёт свою мордочку всюду,
Заряжая здоровьем и смехом.

Пусть испортит диван коготками,
Но доверчиво ткнувшись в ладошку,
Поднимает на сердце цунами
Независимо-гордая кошка.

Ночью в ухо тихонечко дышит,
На подушку вскочив незаметно,
А весной убегает на крыши
По кошачьим делишкам секретным.

Иногда пошипит пусть немножко.
Но когда душу жизнь рвёт на части,
Будет рядом в полосочку кошка,
В дом несущая капельку счастья.

Сколько мудрости в странных повадках,
Сколько грации в маленьком теле.
А всё вместе – сплошная загадка,
Непонятная, в общем, доселе.

Автор неизвестен.

[Vlad pavlovich]

Неоконченная песня

Старики управляют миром,
Суетятся, как злые мыши.
Им по справке, выданной МИДом,
От семидесяти и выше.

Откружили в боях и в вальсах,
Отмолили годам продленье
И в сведённых подагрой пальцах
Крепко держат бразды правленья.

По утрам их терзает кашель,
И пово́дят глазами шало
Над тарелками с манной кашей
Президенты Земного Шара.

Старики управляют миром,
Где обличья подобны маскам,
Пахнут вёсны — яичным мылом,
Пахнут зи́мы — камфа́рным маслом.

В этом мире — ни слов, ни сути,
В этом мире — ни слёз, ни кро́ви!
А уж наши с тобою судьбы
Не играют и вовсе роли!

Им виднее, где рваться минам,
Им виднее, где быть границам…
Старики управляют миром,
Только им по ночам не спится.

А девчонка гуляет с милым,
А в лесу раскричалась птица…
Старики управляют миром,
Только им по ночам не спится.

А в саду набухает завязь,
А мальчишки трубят «По ко́ням!»
И острее чем совесть, — зависть
Старикам не дает покоя!

Грозный счёт покорённым милям
Отчеркнёт пожелтевший ноготь.
Старики управляют миром…
А вот сладить со сном — не могут!

Александр Галич

[Vlad pavlovich]

Где-то есть город,
тихий, как сон.
Пылью текучей
по грудь занесён.
В медленной речке
вода как стекло.
Где-то есть город,
в котором тепло.
Наше далёкое детство
там прошло...

Ночью из дома я поспешу,
в кассе вокзала билет попрошу:
"Может, впервые за тысячу лет
дайте до детства плацкартный билет!.."
Тихо ответит кассирша:
"Билетов нет..."

Так что ж, дружище!
Как ей возразить?
Дорогу в детство
где ещё спросить?
А может, просто
только иногда
лишь в памяти своей
приходим мы сюда?..

В городе этом сказки живут.
Шалые ветры в дорогу зовут.
Там нас порою сводили с ума
сосны - до неба, до солнца - дома.
Там по сугробам
неслышно шла зима...

Дальняя песня
в нашей судьбе.
Ласковый город,
спасибо тебе!
Мы не вернёмся,
напрасно не жди.
Есть на планете
другие пути.
Мы повзрослели.
Поверь нам.
И прости.

Роберт Рождественский

[Vlad pavlovich]

[Vlad pavlovich]

Околофилософское (Глухая осень в скромном городке)

Хоть часто мир казался тёмно-серым,
Старался сеять семена добра,
Пришпоривая роскошь чувством меры.
Своё не тратил, лишнего не брал.

Хотя порой, застыв на перекрёстке,
Из двух дорог подолгу выбирал,
Цветные побрякушки, цацки, блёстки
Не ставил выше своего пера.

Стяжательству слепому не подвержен,
Мечтаю старость встретить налегке –
Не в бедности, но налегке, –
Хотя и знаю тех, чью душу держат
Богатства на коротком поводке.

Когда приду к черте, ногами шаркая,
Пусть ждёт меня на кризисном витке
Не золотая осень патриарха, а
Глухая осень в скромном городке.

Макар Авдеев

[Vlad pavlovich]

В этих строках все: и что мечталось
И что плакалось и снилось мне,
Голубая майская усталость,
Ласковые песни о весне,
Дым, тоска, мечта и голубая
Даль, зовущая в далекий путь,
Девочка (до боли дорогая,
До того, что хочется вздохнуть).
Шелест тополей. Глухие ночи,
Пыль, и хрусткий снег, и свет
Фонарей. И розовый и очень,
Очень теплый и большой рассвет.
Иней, павшие на землю тени,
Синий снег (какой особый хруст!)...
Я гляжу на сложное сплетенье
Дней моих, и снов моих, и чувств.
И стою, взволнован и задумчив,
И гляжу взволнованно назад.
Надо мною пролетают тучи,
Звезды темно-синие висят.
Месяц из-за тучи рожу высунул...
И я думаю, взволнован и устал,
Ой, как мало, в сущности, написано,
Ой, как много, в сущности, писал!

Павел Коган, 1934

[Vlad pavlovich]

Перед телевизором

Слишком много всяких танков, всяких пушек и солдат.
И военные оркестры слишком яростно гремят,
и седые генералы, хоть и сами пули льют, –
но за скорые победы с наслажденьем водку пьют.
Я один. А их так много, и они горды собой,
и военные оркестры заглушают голос мой.

Булат Окуджава. 1983

[Vlad pavlovich]

Никогда не ходите на катере в бухту Улисс.
Здесь вода грязно-мутного цвета с бензиновой плёнкой,
Здесь не водятся рыбы, воняет тухлятиной бриз,
Сгнивший пирс спит в тумане несвежих вчерашних пелёнок.

Не дай бог оступиться и за борт случайно упасть –
Под водой дремлют монстры из детских забытых кошмаров.
Безысходность заносит над нами голодную пасть,
Страх вползает, вплетается в душу гигантским кальмаром.

Никогда не ходите на катере в бухту Улисс,
Сверху плавает мусор, внизу, погребённый под илом,
Отраженьем убитый, лежит обнажённый Нарцисс.
Ветер, ржавый, как осень, поёт запредельно уныло.

Макар Авдеев