Аннотация
По причине отказа двигателя "Крыло" Спасателей терпит крушение над небольшим островом, расположенным на озере Мичиган. Гаечка предлагает форсировать оставшийся работающий двигатель, однако при первом же включении он также выходит из строя. При этом отлетевшая гайка, крепящая винт на валу, тяжело ранит Чипа. Убитые горем друзья сгоряча изгоняют мышку из отряда...
Бродя по звериной деревне, находящейся на острове, уже ночью Гайка оказывается на причале. И в сгущающемся тумане видит, как к причалу подплывает странно выглядящий самолёт - тот самый, который испытывал и при испытаниях которого погиб её отец Гиго...
Бродя по звериной деревне, находящейся на острове, уже ночью Гайка оказывается на причале. И в сгущающемся тумане видит, как к причалу подплывает странно выглядящий самолёт - тот самый, который испытывал и при испытаниях которого погиб её отец Гиго...
Часть 1
Несколькими годами ранее. Кладбище самолётов
— Папа!.. Папочка…
Худенькая девушка-мышка плакала навзрыд, скорчившись у стены. Тонкие плечики вздрагивали, хрупкие пальчики отчаянно скребли по холодному металлу самолётной обшивки.
— Папа… где же ты?.. где?..
Над её белокурой головкой висел мужской портрет. Лихой лётчик-мыш в кожаной куртке и пилотском шлеме ободряюще улыбался, вспушив рыжие усы.
— Папа…
За дверьми комнаты лежал на полу наушник радиостанции. Пять минут назад девушка услышала по радио жуткую весть и целых две минуты не могла поверить, что всё это случилось на самом деле…
— Мне очень жаль… — глухо сказал ей мистер Гарри Мерсер, глава компании "Ультра Флайт". — Гиго Гаечный Ключ, ваш отец, был лучшим из лётчиков, которых я когда-либо знал. Но — увы!.. — трагедии случаются даже с лучшими из нас…
Он говорил ещё какие-то слова, что-то вспоминал, как-то пытался утешить, но Гайка его уже не слушала.
Слова, слова… Тёплые, добрые, ободряющие…
Но сейчас, когда это случилось, они больше ничего не значили…
— Папа… вернись ко мне…
Потрескивал подвешенный на особых опорах электрический провод. (Ещё позавчера Гиго сказал, что, похоже, сломалась электропроводящая жила, и нужно поскорее его заменить, иначе контакт нарушится, и она останутся без света, а то ещё, не приведи господь, случится пожар.) Мигала дышащая на ладан, с чёрной подпалиной на колбе электролампочка от человеческого фонарика. (Отец вчера обнаружил подпалину и посетовал, что за новой лампочкой придётся идти в город пешком — ведь "Вопящий орёл" ещё не починен.) Надоедливо шкрябала по фюзеляжу самолёта, что стал их домом, какая-то проволока. (Папа уже третью неделю собирался полезть и отпилить её, да всё не доходили руки.)
Оглушительно лязгал стоящий в соседней комнате человеческий будильник. Рубил сверкающим топором тягучее время на одинаковые куцые секунды…
— Папа… Как же я без тебя…
Она стояла на коленях прямо на ледяном стальном полу — и не чувствовала холода.
Затянутое чёрными тучами небо равнодушно смотрело на неё сквозь прорезанное в обшивке окошко.
Валялся в углу самодельный автоген, сделанный из человеческой зажигалки. Валялись на полу забытые инструменты: молоток, отвёртка, гаечный ключ, пилка, коловорот. Чернел в углу большой конденсатор; поблёскивали аккуратно сложенные в ряд транзисторы и диоды.
Гиго собирался переделать радиостанцию, повысить её чувствительность. Собирался, да так и не сделал…
— Папа…
— Привет!
Подкатился маленький робот-клоун, собранный ею ещё в детстве. Задорная улыбающаяся физиономия, короткие ручки с пухлыми пальчиками, толстенькое туловище, затянутое в пёстрый костюмчик, толстенькие ножки на колёсиках.
— Привет-привет!
Мышка подняла заплаканное личико. Клоун подпрыгнул, лихо выписал круг, снова подпрыгнул, помахал ей растопыренной пятернёй.
— Привет-привет! Как дела?
Вспышка молнии осветила его бессмысленно-счастливую улыбку.
Пшшш! Изломленный провод выплюнул сноп искр.
Пых! Тусклая лампочка ярко вспыхнула в последний раз и погасла.
Крак! Тонкая пружинка в роботе лопнула, и круглая голова, не переставая улыбаться, бессильно завалилась набок…
Гайка так и не починила этого клоуна. Просто зашвырнула его в груду хлама, громоздившуюся в салоне самолёта, да так и забыла о нём. Потом, роясь в поисках деталей для своих смертоносных ловушек, иногда находила, вспоминала прежние дни, тихо плакала и осторожно клала приятеля своих детских лет на самый верх кучи, давая себе клятву когда-нибудь всё же его отремонтировать. Но это "когда-нибудь" всё не наступало, и смешная игрушка так и оставалась валяться среди кусков металла, шестерёнок, радиодеталей и проводов до следующего раза.
Когда мышка встретила Спасателей, клоун вместе со всеми её пожитками перекочевал в штаб. И продолжал валяться там, попадаясь на глаза то среди вымазанных засохшей смазкой винтов, то под горой пыльной ветоши, то в коробке с гвоздями. Вечно занятая работой, Гайка откладывала его в сторону и тотчас забывала о нём…
Настоящее время. Остров Каменный
На самом верху скалистого пригорка не росло ничего, даже травы. Лишь стлались по чёрным камням похожие на пятна высохшей масляной краски лишайники, да кое-где дрожали спрятавшиеся в трещинах тоненькие пожухлые былинки.
Тропка, идущая от самой деревни, сюда не доходила — она закончилась ещё у ветряков. Гайке пришлось сначала продираться сюда сквозь густую траву, потом перебираться через нагромождение каменных глыб, цепляясь коготками за гладкие валуны, и, когда она наконец-то добралась сюда, то совершенно выдохлась. И бессильно упала на твёрдый лишайник, тяжело дыша и утирая пот.
Она не хотела никого видеть: ни местных жителей, ни тех моряков-канадцев, что на склоне дня прибыли с юга и теперь разгружали свои суда, ни, тем более, друзей.
В последние несколько часов ей хотелось побыть одной…
Перед ней яростно шумели холодные воды Мичигана. Огромное озеро, укрытое одеялом плотной пелены облаков, всё не желало засыпать, беспокойно вздыбливало ряды пенных волн и в каком-то непонятном остервенении швыряло их на громоздившиеся у самой воды камни, на тянущийся правее широкий галечный пляж, где, упрямо сжав скулы, вставали на их пути развалины человеческого маяка.
Свежий ветер быстро высушил пот и слёзы мышки. Она уселась поудобнее и принялась пристально смотреть вдаль, в густеющую темноту.
Осталось ждать совсем недолго. Пройдёт лишь несколько часов — и тот, кого она любила больше жизни и кого уже отчаялась ждать, придёт, чтобы забрать её с собой…
Великие озёра настолько велики, что сами создают климат. Они выбрасывают в атмосферу столько влаги, что небо над ними никогда не бывает безоблачным. Они охлаждают воздух, и содержащаяся в нём влага конденсируется и выпадает на землю бурными дождями и густыми снегами. Охлаждённый воздух, опускаясь вниз, создаёт области низкого давления — циклоны, — в которые со свистом и рёвом устремляются воздушные массы с севера, из Гудзонова залива, и с юга, с залива Мексиканского, отчего на Озерах часто бушуют бури. Эти бури сильнее, страшнее и разрушительнее тех, что случаются над морями, — ведь пресная вода легче солёной; они запросто выбрасывают на берег даже человеческие суда, не говоря уже о звериных.
Великие озёра огромны. Глубокое, со свинцовыми водами Верхнее, небесно-голубой Гурон, усыпанный большими, маленькими и крохотными островами Мичиган, длинное, полностью покрывающееся льдом зимой Эри и лазурное, с обширными песчаными пляжами Онтарио — они образуют самую большую группу пресноводных озёр на Земле.
Великие озёра — место оживлённого звериного судоходства. Из Чикаго в Торонто, из Кливленда в Кингстон постоянно снуют неповоротливые барки, изящные шхуны и важные теплоходы. Немногословные канадцы везут брёвна, готовые доски, щепу, скипидар, дёготь, орехи и жёлуди, а сноровистые американцы — машины, детали, металл, пластик, цемент, овощные и фруктовые консервы, ткани и вино.
Вот и сейчас там, на другом конце острова, среди гигантских каменных валунов, в тесноватой бухточке, на берегу которой раскинулась деревня, стоят два канадских барка. Азартно кричат и забористо ругаются грузчики, выволакивающие из трюмов на берег то связку стальных ферм, то моток провода, то мешок пшеничной муки, то запаянный в полиэтилен цельный солёный помидор, а на их место затаскивающих бочки скипидара, человеческие пузырьки с клюквенным вареньем, бочонки вина, что так мастерски делает из привозной вишни хозяин местного кабачка, и прибывшие несколько дней назад транзитным рейсом из Милуоки антибиотики. А толстый, важный, с аккуратно подстриженной светлой бородой Гэвин Мастерсон, хозяин деревенского магазинчика, деловито пересчитывает свёртки и ящики с заказанными им на большой земле товарами…
Счастливые! Их не гложет тоска, их не мучает совесть, их не терзает вина за содеянное. А даже когда их одолеет вызванная здешней пасмурной сырой погодой хандра, они без труда прогонят её кружкой хмельного миннесотского пива…
Днём ранее, вечер. Остров Каменный
Эрвин Флэйвор, деревенский пекарь, был сама любезность.
— Что ж вы такая печальная, мисс?.. — качал он кудлатой головой в высоком белом колпаке. — Что ж вы так кручинитесь?.. Да поправится ваш кавалер, как пить дать поправится!
Гайка сама не помнила, как оказалась в его тесноватом магазинчике, где болталась подвешенная под потолком на кривом проводе лампочка, на выстроившихся вдоль стены за прилавком полках лежали немногочисленные не проданные за день караваи, буханки, батоны и булки, а в воздухе плавал нестерпимо сладкий запах хлеба.
Впрочем, сейчас ей было всё равно, куда идти…
Флэйвор смахнул с прилавка крошки, отложил тряпку, шевельнул усом. Склонил голову, подмигнул.
— Может, сладкую булочку с травяным чайком? Булки у меня, конечно, уже не свежие, утрешние, но, как говорят селяне, они и в таком виде хороши.
— Нет, спасибо… Что-то не хочется…
Тяжело топая высокими моряцкими сапогами, в магазин вошёл высокий старый крыс. У него была большая, обрамлённая длинными седыми волосами голова, костистое лицо с мясистым носом и грустно опущенными губами и ясные, светло-голубые глаза.
Он опустил крепкую руку в карман широкого плаща, достал оттуда серую бусину и протянул её на узловатой ладони пекарю.
— Сейчас, сейчас, Фрэнк!.. — засуетился тот. — Как обычно? — и, не дожидаясь ответа, подхватил с прилавка длинный нож и одним махом отвалил от большущего каравая, испечённого из дикого овса, — обычной пищи местных бедняков — толстый серый ломоть.
— Старый Фрэнк Коуплэнд, — доверительно сообщил он мышке, когда старик ушёл. — Почитай, наш старожил. Ещё когда я был совсем мальчишкой, он уже был сед, что твой лунь. Моряк от бога, — и тяжело вздохнул: — Его жена тоже была морячкой, ходила на "Отчаянном гуроне" из Чикаго в Бэй-Сити, да потопла вместе с судном… Давно это было… А Фрэнк с тех пор… эх!.. — и добавил непонятно: — Опять будет торчать на причале, ждать призраков…
Но тут же спохватился, торопливо переспросил:
— Нет, значит? Ну так, может, захотите потом? Заходите завтра, прямо с утра — у меня в это время как раз поспевает свежий хлебушек!
Гайка вышла на улицу. Посторонилась, пропуская тележку с толстопузой бочкой (тележку вёз грузный, габаритами как Чип с Дейлом разом, бурундук, а в бочке, судя по запаху, был скипидар). Обошла торговца дровами, развалившего свой сучковатый товар прямо на тротуаре. Протиснулась сквозь толпу сборщиков, устало бредущих по тропе сверху, с горы, гружёных тяжёлыми мешками с орехами и тюками с травой, — не иначе, возвращавшихся с промысла. Пересекла улицу и свернула на другую, ведущую к пристани и заканчивающуюся с приземистого домишки с вывеской в виде вырезанной из жести пивной кружки.
Какой-то зверь, малорослый мыш в смешных круглых очках, подскочил к ней, затараторил, зазывая посетить "наше деревенское заведение, можно сказать, настоящий клуб по интересам". Кажется, она сказала "да, пойдём"…
Мышке было всё равно, куда идти.
Перед её глазами всё стояло бледное лицо Чипа и страшная кровавая рана на его лбу…
Утро того же дня. Остров Каменный
— Гаечка, милая, ну сколько можно! — сердился добрейший Рокфор. — Ты же говорила, что всё будет работать без проблем… тьфу! тьфу! тьфу! чтоб не сглазить!.. а оно видишь что!
Гайка виновато опустила ушки.
— Прости, Рокки!.. Наверно, проявился скрытый дефект в обмотке статора… или в транзисторах управляющей схемы… или в аккумуляторах…
Злой, как стая бешеных кошек, Чип с треском натянул шляпу на макушку.
— Я неоднократно говорил тебе, Гайка, чтобы ты тщательнее проверяла свои изобретения! — принялся выговаривать он, тыча пальцем в двигатель "Крыла", всё ещё дымящийся и источающий вонь горелой изоляции. — Мы уже в какой раз чуть не погибли из-за твоей безответственности!!!
— Да! — подскочил Дейл, сверкая белым от злости носом. — Я чуть не сломал себе шею!
А Вжик заметался над его головой, размахивая сжатыми кулачками и вопя. Из его воплей можно было понять лишь, что отныне он и ногой не ступит в кабину Спасательского самолёта, а будет летать исключительно на своих двоих.
— Ещё слава всевышнему, что второй движок остался жив, и мы всё-таки кое-как приземлились на этом островке, — добавил австралиец. — Только с одним мотором мы отсюда не улетим — это уж к бабке не ходи!..
— Боюсь, что новый двигатель мы найдём лишь в Чикаго… — ледяным тоном ответствовал командир. — До которого ещё нужно как-то добраться… Ладно! — он снова дёрнул шляпу за поля. — Пойду спрошу у местных обитателей, как называется этот остров, и на что мы можем здесь рассчитывать.
И направился к двери ангара.
Секунду спустя Дейл, почуяв донёсшийся откуда-то запах свежей выпечки, распустил слюни до самого пола, выгреб из кармана все наличные бусины и медные звериные центы и припустил за старым другом.
— Я с тобой!
Мышка беспомощно посмотрела им вслед.
— Ну, чего мы тут торчим?.. — неласково буркнул Рокфор. — Давай снимем мотор, посмотрим, что можно сделать! — и прибавил уж совсем зло: — А ты говорила: без проблем…
Нужно отметить, что повышение напряжения, питающего двигатели "Крыла", было крайне рискованной идеей. Неудивительно, что остальные Спасатели были резко против.
— Это позволит существенно увеличить скорость, потолок и грузоподъёмность самолёта! — с жаром убеждала Гайка друзей. — Что, в свою очередь, позволит нам летать быстрее, выше и брать с собой больше снаряжения и пассажиров.
Чип возвёл очи горе.
— У меня другое предложение, — заявил он. — Давайте ничего не будет повышать, что гарантированно позволит нам не разбиться в лепёшку.
— Парень прав, Гаечка, — Рокфор опасливо посмотрел на уже приготовленную мышкой груду деталей. — А ну как погорит движок, и мы хряпнемся с высотищи!
Вжик пискнул что-то с озабоченным видом.
А Дейл нервно подёргал хвостом.
— Я не хочу в лепёшку… — и на всякий случай отодвинулся от "Крыла" подальше.
Гайка прижала руки к груди.
— Поверьте, друзья, это будет нам лишь на пользу! Я ведь хочу как лучше. И я уверена, что смогу не допустить перегрева обмоток у двигателей, встроив в управляющую схему особую предохранительную цепь. Без проблем!
Австралиец пугливо подскочил.
— Ну вот… Она опять это сказала…
Спасатели как раз завершили расследование сложного дела в канадском городе Тандер-Бей, куда их пригласил один из многочисленных знакомых бравого австралийца. Дело было успешно раскрыто, похищенное — возвращено владельцам, а преступники — препровождены в местную звериную тюрьму, где и пребывали в настоящее время, ожидая суда.
Горожане устроили в честь Спасателей настоящий праздник. Сам мэр преподнёс им выправленные на гербовой бумаге свидетельства о признании их почётными гражданами Тандер-Бея. Местный духовой оркестр сыграл в их честь канадский и американский гимны, а местная кантри-группа "Бенни Рейнольдс и Обалдуи с озера Верхнего" исполнила только что написанную посвящённую им песню. А потом был званый обед, после которого наши герои проспали до полудня…
Гайка всё-таки уговорила друзей и внесла изменения в схему самолёта. Они успешно взлетели и успешно пересекли границу. Правда, потом сильный ветер снёс их к востоку, к северной оконечности озера Мичиган, но особых причин беспокоиться не было, так как двигатели работали, и "Крыло" успешно подвигалось на юг.
А потом перегорел правый двигатель…
Было просто чудом, что как раз в этот момент они пролетали над островом, населённом зверьми. Сидевший за штурвалом Дейл дико завопил, но всё же сообразил выкрутить до отказа регулятор тяги…
Они грохнулись на посадочную площадку с такой силой, что шасси жалобно затрещало. При этом они едва не зацепили стоявший там же доисторический почтовый вертолётик и до смерти перепугали местных обитателей. Кое-как успокоив яростно сверкающего очочками и метающего громы и молнии радиста, она закатили самолёт в ангар.
Где и пребывали сейчас, думая, что же делать…
— Ох ты господи боже мой!.. — пыхтел силач, едва удерживая электродвигатель. — Ох… да какой же он неподъёмный!..
— Ещё секундочку, Рокки! — суетилась мышка, выкручивая последний винт. — Ещё подержи секундочку, пожалуйста!
— Да я-то держу… держу… ох!.. фу-у-у…
Кто-то затопал за их спинами. Вившийся под потолком Вжик предостерегающе пискнул.
— Э-э-э! — забасил вошедший. — Погоди!
Это был высокий мускулистый селянин-белка. Он в два шага подскочил к самолёту и подставил широченное плечо под грозивший упасть мотор.
— О-о-о! — Рокфор громко хрустнул спиной. — Спасибо тебе, верзила! А то я уж думал, что эта бандура сплющит меня…
Гайка наконец-то открутила последний винт.
— Поставьте его где-нибудь!
Бух! Двигатель со стуком упал на пол.
Селянин склонился над ним, почесал граблеобразной ручищей в заросшем затылке.
— Так он у вас совсем сгорел, — авторитетным басом сказал он. — Всё!
— Да мы уж поняли… — старый путешественник всё никак не мог отдышаться. — О-о-ой!.. Что ж теперь делать с ним?..
— На помойку, — сочувственно ответил верзила. — Помойка во-о-о-он там. Давай мне — я в один секунд донесу!
А Гайка всё сидела на крыле, сосредоточенно глядя в потолок и шепча себе под нос.
— Думаю, я смогу переместить оставшийся двигатель в центр фюзеляжа и увеличить питающее его напряжение таким образом, чтобы он смог поднять "Крыло" в одиночку, — произнесла наконец она. — Так мы сможем, по крайней мере, долететь до Чикаго, где сможем найти новый двигатель.
В простодушных синих глазах селянина отразилось непонимание, смешанное с благоговением.
Рокфор же был совсем не в восторге:
— Ты уже повышала напряжение! — проревел он. — Вот, — ткнул пальцем в продолжавший дымиться сгоревший мотор, — чего добилась. Хочешь спалить второй?
— Нет, нет! Рокки, пожалуйста… пожалуйста, поверь мне! Я смогу… я справлюсь… без проблем! Я справлюсь за пять минут! Помогите мне, пожалуйста!..
Не прошло и пяти минут, как исправный двигатель с помощью Рокфора и добросердечного дюжего селянина, назвавшегося Эдом, был установлен на фюзеляж, сразу за пилотской кабиной, и крепко примотан прочной проволокой, нашедшейся в ангаре, а управляющая электронная схема, скрывавшаяся за боковой панелью, пополнилась несколькими новыми деталями.
— Ну хоть на этот раз ты уверена? — хмуро проворчал Рокфор, с недоверием рассматривавший торчавший из схемы транзистор.
— Конечно, уверена, — Гайка поставила боковую панель на место. — Включаем!
Она легко вскочила в кабину и положила руку на выключатель питания.
— Это остров Каменный, — послышалось у дверей. — Местные жители поддерживают регулярное сообщение со всеми крупными портами Мичигана, но, к сожалению, привезти новый двигатель смогут лишь через две недели — не раньше. Так что мы застряли здесь надолго… Хм! Что вы делаете? Гаечка! Что это?
Это был Чип. Как всегда, спокоен и деловит.
Следом за ним вошёл Дейл. Он с блаженным видом уплетал пухлый пончик; густое варенье вытекало сквозь прореху и обильно орошало грязный пол.
— Мммф? — только и смог выдавить красноносый бурундук.
А Гайка уже поворачивала выключатель.
Р-р-р-рррррр!
Двигатель рычал, как тигр. Лопасти воздушного винта слились в один сплошной круг.
Мышка сияла:
— Вот видите! Я же сказала, что всё будет работать без проб…
Она так и не успела договорить.
Гайка, крепившая винт на валу мотора, открутилась. Винт со свистом подлетел к потолку ангара, перекувыркнулся, сверкая лопастями, словно остро отточенными ножами, отвесно рухнул вниз и вонзился в пол в какой-то паре дюймов от бросившегося на пол австралийца. Эд, взмахнул ручищами, схватил в горсть перепуганного до смерти Вжика и отшатнулся к стене.
Двигатель поперхнулся, выплюнул клуб едкого дыма, сквозь который пробивались языки пламени, и смолк.
В наступившей тишине раздался отчаянный крик Дейла. Весельчак стоял на коленях у распростёртого на полу Чипа и задыхался от рыданий.
На голове командира Спасателей зияла жуткая кровавая рана, нанесённая отскочившей от потолка гайкой…
Настоящее время. Остров Каменный
Туман наползал незаметно. Ещё полчаса назад вдали явственно виднелся крошечный необитаемый островок, представляющий собой торчащую из воды скалу и носящий игривое название Зубоскал, — и вот его уже затянула зыбкая призрачно-серая дымка. Она медленно, но неумолимо надвигалась, поглощая пространство; ещё пара часов — и она поглотит весь остров.
И настанет час призраков…
Озеро наконец-то угомонилось. Волны уже не бились с размаху о прибрежные камни, о полуразрушенные стены маяка, а лениво плескались у их подножия. Неумолчно голосившие чайки тоже успокоились и куда-то улетели. Стояла торжественная тишина, нарушаемая лишь шёпотом воды и шумом ветра.
Гайка всё так же сидела на жёсткой подушке лишайника, всматриваясь в горизонт.
Скоро, совсем скоро наползёт туман. И из густой пелены выплывет точёный силуэт ведомого весёлым рыжеусым лётчиком гидроплана…
Несколькими годами ранее. Кладбище самолётов
Сломавшийся робот-клоун навзничь лежал на полу. Освещённое пробивавшемся из салона светом ярко раскрашенное лицо продолжало бессмысленно улыбаться.
Гайка вытерла слёзы. Подобрала под себя затёкшие ноги, села поудобнее.
Ещё две молнии рассекли клубящийся за окном мрак. Накатился гром, наполнил собой гулкое пространство старого, ещё времён Последней войны, самолёта.
Снаружи послышались крики. Это многочисленное и на редкость шумное семейство Пирелли, обитавшее в лежавшем по соседству старом истребителе, возвращалось домой. Их повозка, склеенная из всякого мусора, немилосердно гремела.
Сейчас, наверно, начнут барабанить в дверь, наперебой предлагать свой товар: дешёвую одежду, пластиковую посуду, копеечные украшения. И не отвяжешься от них никак!..
Они ведь не знают, что папа ушёл в рейс…
Папа…
— Что, маленькая? Что, мышка моя синеглазая?
Папины руки покрывали жёсткие мозоли. Он был мастером на все руки: сам мастерил домашнюю утварь, приборы, технику, даже мог собрать настоящий самолёт. И собрал — в задней части фюзеляжа, за перегородкой, где оборудован ангар, стояло детище его рук — "Вопящий орёл". Правда, сейчас он был не на ходу — во время последнего полёта что-то случилось с рулём направления…
— Что с тобой? Кто тебя обидел?
Гайка всхлипнула.
— Родж и Нэд опять меня прогнали! — тихо произнесла она. — Сказали, что я зануда, чокнутая и помешанная на железках!..
Папа подхватил её — десятилетнюю, маленькую, невесомую. Посадил на колени, твёрдой от мозолей ладонью легко провёл по золотым волосам.
— Не плачь… Ну их всех!..
Папин носовой платок пах машинным маслом. Девочка жадно вдыхала этот самый сладкий на свете запах, пока папа вытирал ей слёзы.
— Родж? Это, часом, не та длинная дубина, у которого из рук всё валится? Хе-хе! Нашла кого слушать… Да он и гвоздя не забьёт в доску, не переломав себе все пальцы!.. Нэд? Ну да, помню этого мордатого олуха — это он ведь месяц назад по дурости чуть дом не спалил… А ты — великая изобретательница, самая знаменитая в наших местах. Какого шикарного клоуна ты смастерила, у у у! Я бы такого не сделал!..
Его пышные усы мягко щекотали её поникшее ушко.
— Не плачь, Гаечка, крошечка моя! Не плачь… Вот вырастешь, станешь всемирно знаменитой, и все-все, даже великие учёные, будут целовать тебе ручку и называть "уважаемая мисс", — и лукаво подмигнул: — Или "миссис", если к тому времени у тебя появится законный муж!
Мышка покраснела.
— Ох ну какие же мы скромники… — улыбнулся папа. — А вот посмотри, что я привёз тебе в подарок!
Он опустил руку в карман лётчицкого кожана и достал…
— Ой, папа, папочка! Что это? Моторчики?
— А то! — важно ответствовал он. — Слямзил на работе — "Ультра-Флайт", наша компания, богатая, авось не обеднеет!.. Ну, я, конечно, предупредил начсклада — он мой старинный приятель, разрешил… А ты теперь сможешь сделать свой вертолётик.
— С радиоуправлением?
— Знамо дело!
Ласковое солнышко, проникая в окно, высушивало её последнюю слезинку…
Днём ранее. Вечер. Остров Каменный
— Кто там опять смолит? Эй! Мэл, ты, что ли?
Сидевший за столиком у окна высокий крыс в непромокаемом плаще и вязаной матросской шапчонке смутился. Раздавил толстую самокрутку в бутылочной крышке, служившей пепельницей.
— Здесь дама! — внушительно провозгласила Гренадерша. И утёрла ручищей пышные седые с прочернью усы.
Её так и звали — Гренадершей. Высоченная широкоплечая крыса в клетчатой рубашке и плотных штанах — обычной одежде деревенских добытчиков, никогда не расстававшаяся с длинным тяжёлым ножом, что висел в ножнах на её бедре. Из кармана рубашки высовывалась большая, глиняная, чёрная от табачной копоти трубка.
Один из моряков, чья компания оккупировала столик в углу, с усмешкой покачал головой:
— Вот ведь баба… Любого мужика за пояс заткнёт…
В этот вечерний час кабачок был уже полон. Вернувшиеся с промысла добытчики, моряки, мастеровые, даже местная власть в лице головы, деревенского патрульного и врача собрались здесь после трудного дня промочить горло парой кружечек хмельного.
Хозяин кабачка, носящий чудное имя Дьюла, полный коротышка с обширной лысиной, окружённой пучками совершенно седых волос, протёр очередную кружку, поставил на прилавок. Глянул на мышку из-под густых белых бровей светло-карими глазами.
— Может, винца, мисс? Вишнёвое, сладкое, как мёд, так и греет душу! Вишню мне привозят с большой земли, а уж ставлю его я сам.
Гаечка покачала головой. И снова уставилась в чашку кофе.
— Да выздоровеет ваш друг, — снова заговорил Дьюла. — Выздоровеет! Наш док ему такой отвар сварил из лесных травок — всякую хворь выгонит и рану затянет!..
Худосочный малорослый мыш, что завлёк Гаечку сюда, сидел рядом с рюмкой вина. Он церемонно отрекомендовался Мартином Шепардом, местным механиком, и настойчиво попросил называть его либо полными именем, либо по фамилии, но уж никак не "Марти". На нём был потёртый пиджачишко, а на колючем носу кособоко сидели связанные проволокой круглые очочки.
Услышав слова матроса, Шепард дёрнул костяным кадыком, поставил рюмку на прилавок и принялся разглагольствовать:
— Авторитетно заявляю, что наш Джонни… ой! прошу прощения… мистер Блиш, лучший на всех островах лекарь! Пользуясь весьма скудными средствами, как-то произрастающими в лесу и на россыпях травами, он буквально творит чудеса. Не далее как месяц назад молодой Уоткинс свалился с дерева и сильно ушибся. Помните ведь, уважаемые селяне?
В ответ раздался гул голосов:
— А то!
— Ка-а-ак брякнется!..
— Мы уж думали — всё парню…
— Вот именно! — механик поднял кривой палец. — Мы думали, что бедняга, так сказать, окончил свой земной путь. Но Джонни… прошу прощения, мистер Блиш… отправился в лес, принёс мешок только ему ведомых трав, выгнал всех с кухни, чтобы не совали носы куда не надо, и принялся священнодействовать…
— Выгонять пришлось одного тебя, Марти, — врач поднял лицо, блеснул большими очками, улыбнулся в бородку. — Иначе ты бы точно обварил себе нос в кипятке.
Тесное помещение содрогнулось от дружного хохота. Висевшая под потолком на кривом проводе лампочка заколыхалась; жёлтый круг отбрасываемого ей света суматошно заметался туда-сюда.
Но Гаечку ничего не могло утешить…
Что она здесь делает? Зачем пришла сюда, в компанию этих весёлых беззаботных зверей? Зачем она нужна им?
Гренадерша ласково положила на плечо Гаечки мозолистую ладонь.
— Не кручинься девочка, моя!.. Лучше расскажи, кто ты, откуда и чем занимаешься. Я слыхала, ты изобретательница…
Какая она изобретательница… Её изобретения вечно ломаются и уже не раз чуть не стали причиной гибели друзей…
Её изобретение убило Чипа…
Кофе в чашке совсем остыл. Мышка бездумно пригубила его, бездумно сделала глоток.
Шепард резко повернулся и едва не свалился с высокого стула.
— Попрошу не приставать к моей даме! — совершенно пьяным голосом потребовал он. — Это я пригласил её!
— Не пристаю, не пристаю… — недовольно буркнула громадная крыса. — Только ты уж, друг сатиновый, сам развлекай девушку! А то она у тебя уже скучает…
— Ты когда большой ветряк починишь, явление природы? — густо пробасил деревенский голова, толстый, неповоротливый дядька-белка с разметавшейся наподобие гривы пышной копной волос и мясистым красным носом. — Мне уже добрые две недели жалуются, что он не даёт в сеть всю мощность. Третьего дня вон аж лесопилка встала!
"Явление природы" с залихватским видом вылило вино в рот. Поставило рюмку на стол, сделало знак Дьюле, который с недовольным видом наполнил её из большой бутыли.
— Починю… почи… ик… но… Скоро… завтра…
И повернулся к Гайке.
— Не кручиньтесь, уважаемая мисс! Ваш друг выз… выздоро… веет. Наш лекарь сварит из него отвар и даст траве… то есть наоборот…
И смущённо смолк, и снова махом опрокинул рюмку.
А перед Гаечкой снова возникло белое, как мел, лицо Чипа с закатившимися глазами…
Днём ранее. Полдень. Остров Каменный
— Живой… — всхлипнул Рокфор. — Живой, дружище… парнище… жив, малыш мой!..
И заплакал навзрыд, не стесняясь ни собравшихся рядом друзей, ни стоявшего неподалёку совсем растерявшегося Эда.
Вытянувшийся неподвижно на полу командир Спасателей издал слабый, едва слышный стон.
Крохотная холостяцкая хижинка, где жил Эд, находилась у самого аэродрома. Туда-то и перенесли Чипа. Положили его на принадлежавшую хозяину узкую койку, укрыли украшенным заплатами одеялом.
— Нужен лекарь, — с озабоченным видом сообщил хозяин хижины, рассматривая рану на лбу бурундука. — Я не умею лечить. Я даже примочки к синякам ставить не умею. А лекарь наш всё умеет, он очень умный.
И, прежде чем наши герои успели сказать хоть слово, быстро ушёл.
— Вероятно, он отправился искать лекаря, то есть врача… — робко предположила мышка.
Рокфор раздражённо дёрнул ухом. Вжик глянул на неё и тотчас отвернулся. А Дейл прошипел:
— Это всё из-за тебя. Из-за тебя и твоих изобретений.
В его словах было столько злобы, что Гаечка даже отшатнулась.
— Но я… но ведь… это ведь… это случайно… Я не хотела… я всего лишь…
Красноносый яростно брызнул слюной:
— Ну да, ну да!.. Хотела как лучше… "Без проблем"… "Должно работать"… Знаем, слышали сто раз!..
А Рокки, добрый милый Рокки, угрюмо бросил ей:
— Помолчи уж!.. Мастер-ломастер… Не видишь, что ли, — наш друг совсем плох…
Чип снова зашевелился на койке, застонал. Из раны снова ручьём хлынула кровь.
Бывалый путешественник решительно утёр слёзы и принялся отдавать распоряжения:
— Дейл, найди чистую тряпицу, намочи в воде, только в холодной, и принеси сюда. Вжик, полетай по округе, поищи подорожник, чтобы приложить к ране. Да, сдаётся мне, подорожником не обойдёшься — у малыша, похоже, сотрясение…
Дейл, громко топоча, умчался на кухоньку. Вжик с готовностью отдал честь и пулей вылетел в окно.
— А что делать мне? — в последней надежде спросила мышка.
— Не мешай, — голос её толстого друга был ровным и холодным, как лёд. — А лучше — вообще проваливай! Глаза б мои тебя не видели…
Мелкий нудный дождь всё сеял и сеял. Плюхал по раскисшей тропке, ведущей от хижины Эда к аэродрому, по мощёной плоскими камнями дорожке, что тянулась к деревне, по выложенных деревянными плитами тротуарам. Шуршал в травинах, росших по краям тропки и на специально устроенных на деревенской площади газонах. Громко, до боли в ушах, барабанил по жестяной трубе водостока, что шла по склону, на котором располагалась деревня, до самого берега.
Босые ножки Гаечки брели по ледяной воде — и не чувствовали холода…
Она впала в какой-то транс. Смотрела на мир широко раскрытыми глазами, ничего не видя. Лишь мгновениями её сознание просыпалось, откладывая в памяти картины деревенской жизни — такой недостижимо мирной.
Вот большой лодочный сарай на берегу. Такой же большой, крепко сбитый баркас с мачтой, на которой косо повис заплатанный парус. Трое дюжих матросов, скинув плащи и оставшись в свитерах, таскают с баркаса тяжёлые мешки…
Вот тележка, доверху гружёная дровами. Худенький крысёнок-подросток изо всех сил налегает на ручки. Колесо наезжает на камешек; тележка подскакивает, и дровины с грохотом вываливаются на деревянную мостовую…
Вот узенькая тропка среди густой травы. Впереди — дружная россыпь опят; двое подростков, мыш и бурундук, спрятались под одним из них от дождя. А над ними рассыпались поздние цветы — яркие пятнышки жизни на фоне свинцовых туч, последний привет от беззаботного лета…
Вот лес. (И как мышка здесь оказалась?..) Суровые сосны, раскинувшие в запредельной высоте свои непроницаемые кроны, весёлые нарядные осинки на прогалине в компании стройного щёголя-клёна, а под ними — унизанный бусинками-ягодками можжевельник, выстлавший землю сплошным тёмно-зелёным ковром. Пышный папоротник раскинул во все стороны ветки, похожие на перья. И пухлый дождевик на стволе; просачивающиеся сквозь сосновую крону капельки падали на него, выбивая лёгкие облачка спор…
Вот артель добытчиков. В руках — тяжёлые ножи, чтобы шелушить шишки, на ногах — высокие непромокаемые сапоги, за плечами — туго набитые мешки и тюки связанной в пуки травы…
Вот стайка детишек. Бегают друг за другом, пищат на весь лес. Счастливо играют, не обращая внимание на дождь…
Вот галечный берег. Последние капли дождя звонко разбиваются о гальку. Серые волны накатываются на камни, на громоздящиеся у самой воды руины старого маяка. Ветер доносит мелкие брызги, и Гаечка бездумно слизывает с губ холодную безвкусную влагу…
Уже наступил вечер, когда она вновь оказалась в деревне, в магазинчике мистера Флэйвора. И сама не помнила, как туда попала…
Днём ранее. Вечер. Остров Каменный
— Канадцы опять опаздывают, — проговорил один из моряков. — Застряли в Чикаго, не могли дождаться транспорта с мукой. Обещаются быть завтра лишь после обеда.
— Ну, зато когда прибудут, засядут в кабаке до самого утра, — ответил второй. — Всё пиво, хе-хе, вылакают!
— Когда же они заберут гидропирит?.. — третий стукнул кулаком по столу. — Уже третью неделю лежит у меня в сарае, протухнет скоро…
Врач отставил кружку, задрал рукав куртки, посмотрел на часы. Решительно отодвинул стул, поднялся на ноги.
— Пойду ещё раз проведаю нашего больного, — сказал он. — Посмотрю, подействовало ли моё лекарство.
— Если что нужно, ты только скажи — вмиг выведем баркас, сходим на Большой остров в тамошнюю аптеку, — предложил Мэл. — Обернёмся за пару часов — не больше!
Врач поблагодарил шкипера и сказал, что в случае чего обязательно обратится к нему за помощью. И вышел.
А Гаечка продолжала сидеть, уставив взгляд в прилавок и сжимая в пальцах чашку холодного кофе.
Что она здесь делает? Ведь она должна быть там, где застыл в беспамятстве Чип, сидеть рядом, сжимать его неподвижную руку, ловить каждый едва слышный вздох и ждать, и надеяться на лучшее!
А даже если друзья её и прогонят…
Нет! Даже не думай об этом, Гайка! Они не прогонят тебя!
Ведь они — твои друзья, несмотря ни на что…
— Извините! Простите, пожалуйста!
Она соскочила со стула. Положила на прилавок монетку.
— Извините, но мне нужно идти!..
Пьяный Шепард поднял сонную физиономию:
— Я вас п-провожу, мисс…
И таки свалился на пол.
Гренадерша со вздохом шагнула, подняла бесчувственного механика. Взвалила его на плечо, пробормотала что-то в адрес "недвижимого имущества"…
Но мышка уже была на улице.
Непроницаемый туман клубился над озером, над дощатыми причалами, над улицей, ведущей в деревню. Дышал холодом и сыростью, глушил звуки, скрадывал очертания.
На причале, окутанная серой пеленой, чернела чья-то тень. Какой-то зверь стоял на самом краю помоста.
Что он делает? Неужели хочет прыгнуть в воду, покончить с собой?!!
Гайка всё ещё оставалась Спасателем. А Спасатели не только борются со злодеями…
— Эй! Стойте! Подождите!
Она бросилась к незнакомцу.
Это был старый Фрэнк, которого она уже видела в магазине мистера Флэйвора. Он стоял очень прямо, закутавшись в плащ, и пристально вглядывался в густой мрак.
— Стойте! Нет! Стойте! Не делайте этого!
Услышав её крик, старик обернулся. В глазах его застоялась давняя печаль, а голос был на удивление чист и ясен.
— Вот, жду свою милую… Жену мою, Бетси… Может, придёт, а может… — и не договорил.
Прелестная изобретательница удивилась, даже отступила на шаг.
— Что-что, простите?
Фрэнк тепло посмотрел на неё.
— Вы же с того самолёта, мисс… — и улыбнулся. — Вы ещё ничего не знаете…
Великие озёра полны тайн.
По их водам носятся безлюдные, брошенные своими экипажами суда. Зловещими силуэтами возникают они в ночном мраке, проносятся мимо на всех парусах и исчезают бесследно. И вздрагивает от ужаса экипаж повстречавшего их корабля, и молится в отчаянии — ведь появление такого мёртвого судна не предвещает ничего хорошего…
По берегам Великих озёр стоят заброшенные дома. Бессмысленно пялятся на окружающим мир слепые окна, словно жадные пасти раззявлены пустые дверные проёмы. На стенах висят фотографии давно умерших и ныне никому не известных людей; старая фотобумага почти выцвела, и на многих карточках уже вообще ничего невозможно разобрать. На столах стоит приготовленная для обеда кухонная посуда, а на полу, если хорошенько счистить слой многолетней грязи и пыли, можно увидеть лужи крови…
Великие озёра жестоки. Каждый год они собирают страшную дань — звериные жизни. Каждый год сотни, если не тысячи, зверей гибнут в этих местах — пассажиры и экипажи погибших судов и самолётов, утонувшие пловцы, обитатели домов, стоявших слишком близко у берега и смытых разбушевавшимися волнами. На каждом зверином кладбище можно найти множество пустых могил — по старинному обычаю их устраивают всем сгинувшим бесследно.
Но в сентябре наступают два дня, когда Великие озёра милостиво отпускают свои жертвы. Невесомыми призраками, окутанными осенним туманом, они возвращаются в родные места.
Они приходят из мутной пелены поздно вечером, почти ночью, когда над озером сгущается туман, и вечно неспокойная вода замирает в странном оцепенении. Они плывут по воздуху — и над водой, и над сушей, но никогда не заходят в дома. Чаще всего их можно встретить здесь, на причале; иногда — на деревенских улицах, в лесу и даже, как говорят, на противоположном обрывистом берегу острова (хотя там нет и никогда не было никаких поселений).
В первый свой приход они просто бродят там и сям, но от живых держатся на расстоянии. А во второй приход, следующим вечером, напротив, ищут встречи с живыми — с родственниками, друзьями, любимыми…
— Как-то Бетси в шутку сказала, что, если, не дай бог, с ней что случится, — голос Фрэнка совсем стих, — то придёт ко мне вот так, призраком. Придёт и позовёт с собой…
Он переступил с ноги на ногу. Качнулся вперёд, будто хотел прыгнуть в воду прямо сейчас.
Мышка отчаянно вцепилась в его бушлат:
— Нет! Подождите! Не делайте этого!..
И смолкла, и застыла на месте, и даже забыла разжать пальцы.
Прямо из туманной пелены на неё наплывал корабль…
Это был обычный озёрный бриг, из тех, что до сих пор десятками курсируют между близлежащими островами и берегом. С двумя мачтами, на которых громоздились полотнища прямоугольных парусов, — больших снизу, поменьше сверху, с похожим на крыло треугольным парусом, туго натянутом между передней мачтой ("фок-мачта" — вспомнилось мышке её название) и длинным носовым брусом-бушпритом. С высокими бортами, из-за которых едва виднелась приземистая кормовая рубка. С грузом, сваленным прямо на палубе и прикрытым плотным брезентом.
Вот только не хлопали на свежем ветру паруса, не скрипели мачты, не разносились над водой зычные команды шкипера. Молча двигалось судно, без единого звука рассекая форштевнем воду.
Какая-то фигура стояла у борта, прочно расставив ноги и крепко схватившись руками за снасти. В длинном брезентовом плаще, конусообразной непромокаемой шляпе, плотных дерюжных штанах и прочных башмаках с квадратными носами — обычной одежде здешних моряков.
Из-под шляпы выбивались, рассыпались по узким плечам длинные светлые волосы.
— Бетси… — выдохнул старый Фрэнк и качнулся вперёд.
Женщина широко раскрыла глаза. Метнулась ему навстречу, протянула руку в толстой вязаной перчатке. Что-то произнесла беззвучно, улыбнулась, вытерла слёзы…
— Милая моя… ласточка моя… сердечко моё… — лепетал старик, всхлипывая, как ребёнок. — Погоди… не уходи… не оставляй меня… приди… приди ещё…
А бриг уже разворачивался, вздувал паруса и, лихо накренившись на борт, уходил в туман. И другие суда уже приходили ему на смену, и не было им числа.
Вот важно шествует пароход начала прошлого века — широченный, с тремя палубами, большой белой трубой и двумя гребными колёсами по бортам. Неспешно вращаются колёса, мерно поднимаются к небу клубы призрачного дыма, ветер развевает флаги: звёздно-полосатый — национальный и пёстрый — пароходства. Нарядные пассажиры неспешно прогуливаются у бортов, а на мостике стоит, важно выпятив грудь, рулевой с лихо закрученными усищами и неизменной рубкой в зубах.
Вот красавец-клипер — кипельно-белая груда парусов на стройных мачтах. Лихие матросы рассыпались по вантам, старый боцман, надув красные щёки, дудит в блестящую медную дудку, а на высокой корме прохаживается капитан в тесном кителе с яркими нашивками и щегольской белой фуражке.
А это что? Плот, сделанный из коры. Кособокая мачта с треугольным парусом, кое-как слепленный из палочек и кусочков жести руль. На плоту — несколько зверей, совсем-совсем ещё дети!..
А это что?..
Гаечкино сердечко на мгновение остановилось.
Мимо причала проплывал гидроплан. Тот самый!
На стремительно-длинном фюзеляже горела золотом эмблема "Ультра-Флайт". Фонарь кабины был откинут; пилот, привстав с сиденья, пристально смотрел на неё ясными голубыми глазами…
— Папа?..
— Папа!.. Папочка…
Худенькая девушка-мышка плакала навзрыд, скорчившись у стены. Тонкие плечики вздрагивали, хрупкие пальчики отчаянно скребли по холодному металлу самолётной обшивки.
— Папа… где же ты?.. где?..
Над её белокурой головкой висел мужской портрет. Лихой лётчик-мыш в кожаной куртке и пилотском шлеме ободряюще улыбался, вспушив рыжие усы.
— Папа…
За дверьми комнаты лежал на полу наушник радиостанции. Пять минут назад девушка услышала по радио жуткую весть и целых две минуты не могла поверить, что всё это случилось на самом деле…
— Мне очень жаль… — глухо сказал ей мистер Гарри Мерсер, глава компании "Ультра Флайт". — Гиго Гаечный Ключ, ваш отец, был лучшим из лётчиков, которых я когда-либо знал. Но — увы!.. — трагедии случаются даже с лучшими из нас…
Он говорил ещё какие-то слова, что-то вспоминал, как-то пытался утешить, но Гайка его уже не слушала.
Слова, слова… Тёплые, добрые, ободряющие…
Но сейчас, когда это случилось, они больше ничего не значили…
— Папа… вернись ко мне…
Потрескивал подвешенный на особых опорах электрический провод. (Ещё позавчера Гиго сказал, что, похоже, сломалась электропроводящая жила, и нужно поскорее его заменить, иначе контакт нарушится, и она останутся без света, а то ещё, не приведи господь, случится пожар.) Мигала дышащая на ладан, с чёрной подпалиной на колбе электролампочка от человеческого фонарика. (Отец вчера обнаружил подпалину и посетовал, что за новой лампочкой придётся идти в город пешком — ведь "Вопящий орёл" ещё не починен.) Надоедливо шкрябала по фюзеляжу самолёта, что стал их домом, какая-то проволока. (Папа уже третью неделю собирался полезть и отпилить её, да всё не доходили руки.)
Оглушительно лязгал стоящий в соседней комнате человеческий будильник. Рубил сверкающим топором тягучее время на одинаковые куцые секунды…
— Папа… Как же я без тебя…
Она стояла на коленях прямо на ледяном стальном полу — и не чувствовала холода.
Затянутое чёрными тучами небо равнодушно смотрело на неё сквозь прорезанное в обшивке окошко.
Валялся в углу самодельный автоген, сделанный из человеческой зажигалки. Валялись на полу забытые инструменты: молоток, отвёртка, гаечный ключ, пилка, коловорот. Чернел в углу большой конденсатор; поблёскивали аккуратно сложенные в ряд транзисторы и диоды.
Гиго собирался переделать радиостанцию, повысить её чувствительность. Собирался, да так и не сделал…
— Папа…
— Привет!
Подкатился маленький робот-клоун, собранный ею ещё в детстве. Задорная улыбающаяся физиономия, короткие ручки с пухлыми пальчиками, толстенькое туловище, затянутое в пёстрый костюмчик, толстенькие ножки на колёсиках.
— Привет-привет!
Мышка подняла заплаканное личико. Клоун подпрыгнул, лихо выписал круг, снова подпрыгнул, помахал ей растопыренной пятернёй.
— Привет-привет! Как дела?
Вспышка молнии осветила его бессмысленно-счастливую улыбку.
Пшшш! Изломленный провод выплюнул сноп искр.
Пых! Тусклая лампочка ярко вспыхнула в последний раз и погасла.
Крак! Тонкая пружинка в роботе лопнула, и круглая голова, не переставая улыбаться, бессильно завалилась набок…
Гайка так и не починила этого клоуна. Просто зашвырнула его в груду хлама, громоздившуюся в салоне самолёта, да так и забыла о нём. Потом, роясь в поисках деталей для своих смертоносных ловушек, иногда находила, вспоминала прежние дни, тихо плакала и осторожно клала приятеля своих детских лет на самый верх кучи, давая себе клятву когда-нибудь всё же его отремонтировать. Но это "когда-нибудь" всё не наступало, и смешная игрушка так и оставалась валяться среди кусков металла, шестерёнок, радиодеталей и проводов до следующего раза.
Когда мышка встретила Спасателей, клоун вместе со всеми её пожитками перекочевал в штаб. И продолжал валяться там, попадаясь на глаза то среди вымазанных засохшей смазкой винтов, то под горой пыльной ветоши, то в коробке с гвоздями. Вечно занятая работой, Гайка откладывала его в сторону и тотчас забывала о нём…
Настоящее время. Остров Каменный
На самом верху скалистого пригорка не росло ничего, даже травы. Лишь стлались по чёрным камням похожие на пятна высохшей масляной краски лишайники, да кое-где дрожали спрятавшиеся в трещинах тоненькие пожухлые былинки.
Тропка, идущая от самой деревни, сюда не доходила — она закончилась ещё у ветряков. Гайке пришлось сначала продираться сюда сквозь густую траву, потом перебираться через нагромождение каменных глыб, цепляясь коготками за гладкие валуны, и, когда она наконец-то добралась сюда, то совершенно выдохлась. И бессильно упала на твёрдый лишайник, тяжело дыша и утирая пот.
Она не хотела никого видеть: ни местных жителей, ни тех моряков-канадцев, что на склоне дня прибыли с юга и теперь разгружали свои суда, ни, тем более, друзей.
В последние несколько часов ей хотелось побыть одной…
Перед ней яростно шумели холодные воды Мичигана. Огромное озеро, укрытое одеялом плотной пелены облаков, всё не желало засыпать, беспокойно вздыбливало ряды пенных волн и в каком-то непонятном остервенении швыряло их на громоздившиеся у самой воды камни, на тянущийся правее широкий галечный пляж, где, упрямо сжав скулы, вставали на их пути развалины человеческого маяка.
Свежий ветер быстро высушил пот и слёзы мышки. Она уселась поудобнее и принялась пристально смотреть вдаль, в густеющую темноту.
Осталось ждать совсем недолго. Пройдёт лишь несколько часов — и тот, кого она любила больше жизни и кого уже отчаялась ждать, придёт, чтобы забрать её с собой…
Великие озёра настолько велики, что сами создают климат. Они выбрасывают в атмосферу столько влаги, что небо над ними никогда не бывает безоблачным. Они охлаждают воздух, и содержащаяся в нём влага конденсируется и выпадает на землю бурными дождями и густыми снегами. Охлаждённый воздух, опускаясь вниз, создаёт области низкого давления — циклоны, — в которые со свистом и рёвом устремляются воздушные массы с севера, из Гудзонова залива, и с юга, с залива Мексиканского, отчего на Озерах часто бушуют бури. Эти бури сильнее, страшнее и разрушительнее тех, что случаются над морями, — ведь пресная вода легче солёной; они запросто выбрасывают на берег даже человеческие суда, не говоря уже о звериных.
Великие озёра огромны. Глубокое, со свинцовыми водами Верхнее, небесно-голубой Гурон, усыпанный большими, маленькими и крохотными островами Мичиган, длинное, полностью покрывающееся льдом зимой Эри и лазурное, с обширными песчаными пляжами Онтарио — они образуют самую большую группу пресноводных озёр на Земле.
Великие озёра — место оживлённого звериного судоходства. Из Чикаго в Торонто, из Кливленда в Кингстон постоянно снуют неповоротливые барки, изящные шхуны и важные теплоходы. Немногословные канадцы везут брёвна, готовые доски, щепу, скипидар, дёготь, орехи и жёлуди, а сноровистые американцы — машины, детали, металл, пластик, цемент, овощные и фруктовые консервы, ткани и вино.
Вот и сейчас там, на другом конце острова, среди гигантских каменных валунов, в тесноватой бухточке, на берегу которой раскинулась деревня, стоят два канадских барка. Азартно кричат и забористо ругаются грузчики, выволакивающие из трюмов на берег то связку стальных ферм, то моток провода, то мешок пшеничной муки, то запаянный в полиэтилен цельный солёный помидор, а на их место затаскивающих бочки скипидара, человеческие пузырьки с клюквенным вареньем, бочонки вина, что так мастерски делает из привозной вишни хозяин местного кабачка, и прибывшие несколько дней назад транзитным рейсом из Милуоки антибиотики. А толстый, важный, с аккуратно подстриженной светлой бородой Гэвин Мастерсон, хозяин деревенского магазинчика, деловито пересчитывает свёртки и ящики с заказанными им на большой земле товарами…
Счастливые! Их не гложет тоска, их не мучает совесть, их не терзает вина за содеянное. А даже когда их одолеет вызванная здешней пасмурной сырой погодой хандра, они без труда прогонят её кружкой хмельного миннесотского пива…
Днём ранее, вечер. Остров Каменный
Эрвин Флэйвор, деревенский пекарь, был сама любезность.
— Что ж вы такая печальная, мисс?.. — качал он кудлатой головой в высоком белом колпаке. — Что ж вы так кручинитесь?.. Да поправится ваш кавалер, как пить дать поправится!
Гайка сама не помнила, как оказалась в его тесноватом магазинчике, где болталась подвешенная под потолком на кривом проводе лампочка, на выстроившихся вдоль стены за прилавком полках лежали немногочисленные не проданные за день караваи, буханки, батоны и булки, а в воздухе плавал нестерпимо сладкий запах хлеба.
Впрочем, сейчас ей было всё равно, куда идти…
Флэйвор смахнул с прилавка крошки, отложил тряпку, шевельнул усом. Склонил голову, подмигнул.
— Может, сладкую булочку с травяным чайком? Булки у меня, конечно, уже не свежие, утрешние, но, как говорят селяне, они и в таком виде хороши.
— Нет, спасибо… Что-то не хочется…
Тяжело топая высокими моряцкими сапогами, в магазин вошёл высокий старый крыс. У него была большая, обрамлённая длинными седыми волосами голова, костистое лицо с мясистым носом и грустно опущенными губами и ясные, светло-голубые глаза.
Он опустил крепкую руку в карман широкого плаща, достал оттуда серую бусину и протянул её на узловатой ладони пекарю.
— Сейчас, сейчас, Фрэнк!.. — засуетился тот. — Как обычно? — и, не дожидаясь ответа, подхватил с прилавка длинный нож и одним махом отвалил от большущего каравая, испечённого из дикого овса, — обычной пищи местных бедняков — толстый серый ломоть.
— Старый Фрэнк Коуплэнд, — доверительно сообщил он мышке, когда старик ушёл. — Почитай, наш старожил. Ещё когда я был совсем мальчишкой, он уже был сед, что твой лунь. Моряк от бога, — и тяжело вздохнул: — Его жена тоже была морячкой, ходила на "Отчаянном гуроне" из Чикаго в Бэй-Сити, да потопла вместе с судном… Давно это было… А Фрэнк с тех пор… эх!.. — и добавил непонятно: — Опять будет торчать на причале, ждать призраков…
Но тут же спохватился, торопливо переспросил:
— Нет, значит? Ну так, может, захотите потом? Заходите завтра, прямо с утра — у меня в это время как раз поспевает свежий хлебушек!
Гайка вышла на улицу. Посторонилась, пропуская тележку с толстопузой бочкой (тележку вёз грузный, габаритами как Чип с Дейлом разом, бурундук, а в бочке, судя по запаху, был скипидар). Обошла торговца дровами, развалившего свой сучковатый товар прямо на тротуаре. Протиснулась сквозь толпу сборщиков, устало бредущих по тропе сверху, с горы, гружёных тяжёлыми мешками с орехами и тюками с травой, — не иначе, возвращавшихся с промысла. Пересекла улицу и свернула на другую, ведущую к пристани и заканчивающуюся с приземистого домишки с вывеской в виде вырезанной из жести пивной кружки.
Какой-то зверь, малорослый мыш в смешных круглых очках, подскочил к ней, затараторил, зазывая посетить "наше деревенское заведение, можно сказать, настоящий клуб по интересам". Кажется, она сказала "да, пойдём"…
Мышке было всё равно, куда идти.
Перед её глазами всё стояло бледное лицо Чипа и страшная кровавая рана на его лбу…
Утро того же дня. Остров Каменный
— Гаечка, милая, ну сколько можно! — сердился добрейший Рокфор. — Ты же говорила, что всё будет работать без проблем… тьфу! тьфу! тьфу! чтоб не сглазить!.. а оно видишь что!
Гайка виновато опустила ушки.
— Прости, Рокки!.. Наверно, проявился скрытый дефект в обмотке статора… или в транзисторах управляющей схемы… или в аккумуляторах…
Злой, как стая бешеных кошек, Чип с треском натянул шляпу на макушку.
— Я неоднократно говорил тебе, Гайка, чтобы ты тщательнее проверяла свои изобретения! — принялся выговаривать он, тыча пальцем в двигатель "Крыла", всё ещё дымящийся и источающий вонь горелой изоляции. — Мы уже в какой раз чуть не погибли из-за твоей безответственности!!!
— Да! — подскочил Дейл, сверкая белым от злости носом. — Я чуть не сломал себе шею!
А Вжик заметался над его головой, размахивая сжатыми кулачками и вопя. Из его воплей можно было понять лишь, что отныне он и ногой не ступит в кабину Спасательского самолёта, а будет летать исключительно на своих двоих.
— Ещё слава всевышнему, что второй движок остался жив, и мы всё-таки кое-как приземлились на этом островке, — добавил австралиец. — Только с одним мотором мы отсюда не улетим — это уж к бабке не ходи!..
— Боюсь, что новый двигатель мы найдём лишь в Чикаго… — ледяным тоном ответствовал командир. — До которого ещё нужно как-то добраться… Ладно! — он снова дёрнул шляпу за поля. — Пойду спрошу у местных обитателей, как называется этот остров, и на что мы можем здесь рассчитывать.
И направился к двери ангара.
Секунду спустя Дейл, почуяв донёсшийся откуда-то запах свежей выпечки, распустил слюни до самого пола, выгреб из кармана все наличные бусины и медные звериные центы и припустил за старым другом.
— Я с тобой!
Мышка беспомощно посмотрела им вслед.
— Ну, чего мы тут торчим?.. — неласково буркнул Рокфор. — Давай снимем мотор, посмотрим, что можно сделать! — и прибавил уж совсем зло: — А ты говорила: без проблем…
Нужно отметить, что повышение напряжения, питающего двигатели "Крыла", было крайне рискованной идеей. Неудивительно, что остальные Спасатели были резко против.
— Это позволит существенно увеличить скорость, потолок и грузоподъёмность самолёта! — с жаром убеждала Гайка друзей. — Что, в свою очередь, позволит нам летать быстрее, выше и брать с собой больше снаряжения и пассажиров.
Чип возвёл очи горе.
— У меня другое предложение, — заявил он. — Давайте ничего не будет повышать, что гарантированно позволит нам не разбиться в лепёшку.
— Парень прав, Гаечка, — Рокфор опасливо посмотрел на уже приготовленную мышкой груду деталей. — А ну как погорит движок, и мы хряпнемся с высотищи!
Вжик пискнул что-то с озабоченным видом.
А Дейл нервно подёргал хвостом.
— Я не хочу в лепёшку… — и на всякий случай отодвинулся от "Крыла" подальше.
Гайка прижала руки к груди.
— Поверьте, друзья, это будет нам лишь на пользу! Я ведь хочу как лучше. И я уверена, что смогу не допустить перегрева обмоток у двигателей, встроив в управляющую схему особую предохранительную цепь. Без проблем!
Австралиец пугливо подскочил.
— Ну вот… Она опять это сказала…
Спасатели как раз завершили расследование сложного дела в канадском городе Тандер-Бей, куда их пригласил один из многочисленных знакомых бравого австралийца. Дело было успешно раскрыто, похищенное — возвращено владельцам, а преступники — препровождены в местную звериную тюрьму, где и пребывали в настоящее время, ожидая суда.
Горожане устроили в честь Спасателей настоящий праздник. Сам мэр преподнёс им выправленные на гербовой бумаге свидетельства о признании их почётными гражданами Тандер-Бея. Местный духовой оркестр сыграл в их честь канадский и американский гимны, а местная кантри-группа "Бенни Рейнольдс и Обалдуи с озера Верхнего" исполнила только что написанную посвящённую им песню. А потом был званый обед, после которого наши герои проспали до полудня…
Гайка всё-таки уговорила друзей и внесла изменения в схему самолёта. Они успешно взлетели и успешно пересекли границу. Правда, потом сильный ветер снёс их к востоку, к северной оконечности озера Мичиган, но особых причин беспокоиться не было, так как двигатели работали, и "Крыло" успешно подвигалось на юг.
А потом перегорел правый двигатель…
Было просто чудом, что как раз в этот момент они пролетали над островом, населённом зверьми. Сидевший за штурвалом Дейл дико завопил, но всё же сообразил выкрутить до отказа регулятор тяги…
Они грохнулись на посадочную площадку с такой силой, что шасси жалобно затрещало. При этом они едва не зацепили стоявший там же доисторический почтовый вертолётик и до смерти перепугали местных обитателей. Кое-как успокоив яростно сверкающего очочками и метающего громы и молнии радиста, она закатили самолёт в ангар.
Где и пребывали сейчас, думая, что же делать…
— Ох ты господи боже мой!.. — пыхтел силач, едва удерживая электродвигатель. — Ох… да какой же он неподъёмный!..
— Ещё секундочку, Рокки! — суетилась мышка, выкручивая последний винт. — Ещё подержи секундочку, пожалуйста!
— Да я-то держу… держу… ох!.. фу-у-у…
Кто-то затопал за их спинами. Вившийся под потолком Вжик предостерегающе пискнул.
— Э-э-э! — забасил вошедший. — Погоди!
Это был высокий мускулистый селянин-белка. Он в два шага подскочил к самолёту и подставил широченное плечо под грозивший упасть мотор.
— О-о-о! — Рокфор громко хрустнул спиной. — Спасибо тебе, верзила! А то я уж думал, что эта бандура сплющит меня…
Гайка наконец-то открутила последний винт.
— Поставьте его где-нибудь!
Бух! Двигатель со стуком упал на пол.
Селянин склонился над ним, почесал граблеобразной ручищей в заросшем затылке.
— Так он у вас совсем сгорел, — авторитетным басом сказал он. — Всё!
— Да мы уж поняли… — старый путешественник всё никак не мог отдышаться. — О-о-ой!.. Что ж теперь делать с ним?..
— На помойку, — сочувственно ответил верзила. — Помойка во-о-о-он там. Давай мне — я в один секунд донесу!
А Гайка всё сидела на крыле, сосредоточенно глядя в потолок и шепча себе под нос.
— Думаю, я смогу переместить оставшийся двигатель в центр фюзеляжа и увеличить питающее его напряжение таким образом, чтобы он смог поднять "Крыло" в одиночку, — произнесла наконец она. — Так мы сможем, по крайней мере, долететь до Чикаго, где сможем найти новый двигатель.
В простодушных синих глазах селянина отразилось непонимание, смешанное с благоговением.
Рокфор же был совсем не в восторге:
— Ты уже повышала напряжение! — проревел он. — Вот, — ткнул пальцем в продолжавший дымиться сгоревший мотор, — чего добилась. Хочешь спалить второй?
— Нет, нет! Рокки, пожалуйста… пожалуйста, поверь мне! Я смогу… я справлюсь… без проблем! Я справлюсь за пять минут! Помогите мне, пожалуйста!..
Не прошло и пяти минут, как исправный двигатель с помощью Рокфора и добросердечного дюжего селянина, назвавшегося Эдом, был установлен на фюзеляж, сразу за пилотской кабиной, и крепко примотан прочной проволокой, нашедшейся в ангаре, а управляющая электронная схема, скрывавшаяся за боковой панелью, пополнилась несколькими новыми деталями.
— Ну хоть на этот раз ты уверена? — хмуро проворчал Рокфор, с недоверием рассматривавший торчавший из схемы транзистор.
— Конечно, уверена, — Гайка поставила боковую панель на место. — Включаем!
Она легко вскочила в кабину и положила руку на выключатель питания.
— Это остров Каменный, — послышалось у дверей. — Местные жители поддерживают регулярное сообщение со всеми крупными портами Мичигана, но, к сожалению, привезти новый двигатель смогут лишь через две недели — не раньше. Так что мы застряли здесь надолго… Хм! Что вы делаете? Гаечка! Что это?
Это был Чип. Как всегда, спокоен и деловит.
Следом за ним вошёл Дейл. Он с блаженным видом уплетал пухлый пончик; густое варенье вытекало сквозь прореху и обильно орошало грязный пол.
— Мммф? — только и смог выдавить красноносый бурундук.
А Гайка уже поворачивала выключатель.
Р-р-р-рррррр!
Двигатель рычал, как тигр. Лопасти воздушного винта слились в один сплошной круг.
Мышка сияла:
— Вот видите! Я же сказала, что всё будет работать без проб…
Она так и не успела договорить.
Гайка, крепившая винт на валу мотора, открутилась. Винт со свистом подлетел к потолку ангара, перекувыркнулся, сверкая лопастями, словно остро отточенными ножами, отвесно рухнул вниз и вонзился в пол в какой-то паре дюймов от бросившегося на пол австралийца. Эд, взмахнул ручищами, схватил в горсть перепуганного до смерти Вжика и отшатнулся к стене.
Двигатель поперхнулся, выплюнул клуб едкого дыма, сквозь который пробивались языки пламени, и смолк.
В наступившей тишине раздался отчаянный крик Дейла. Весельчак стоял на коленях у распростёртого на полу Чипа и задыхался от рыданий.
На голове командира Спасателей зияла жуткая кровавая рана, нанесённая отскочившей от потолка гайкой…
Настоящее время. Остров Каменный
Туман наползал незаметно. Ещё полчаса назад вдали явственно виднелся крошечный необитаемый островок, представляющий собой торчащую из воды скалу и носящий игривое название Зубоскал, — и вот его уже затянула зыбкая призрачно-серая дымка. Она медленно, но неумолимо надвигалась, поглощая пространство; ещё пара часов — и она поглотит весь остров.
И настанет час призраков…
Озеро наконец-то угомонилось. Волны уже не бились с размаху о прибрежные камни, о полуразрушенные стены маяка, а лениво плескались у их подножия. Неумолчно голосившие чайки тоже успокоились и куда-то улетели. Стояла торжественная тишина, нарушаемая лишь шёпотом воды и шумом ветра.
Гайка всё так же сидела на жёсткой подушке лишайника, всматриваясь в горизонт.
Скоро, совсем скоро наползёт туман. И из густой пелены выплывет точёный силуэт ведомого весёлым рыжеусым лётчиком гидроплана…
Несколькими годами ранее. Кладбище самолётов
Сломавшийся робот-клоун навзничь лежал на полу. Освещённое пробивавшемся из салона светом ярко раскрашенное лицо продолжало бессмысленно улыбаться.
Гайка вытерла слёзы. Подобрала под себя затёкшие ноги, села поудобнее.
Ещё две молнии рассекли клубящийся за окном мрак. Накатился гром, наполнил собой гулкое пространство старого, ещё времён Последней войны, самолёта.
Снаружи послышались крики. Это многочисленное и на редкость шумное семейство Пирелли, обитавшее в лежавшем по соседству старом истребителе, возвращалось домой. Их повозка, склеенная из всякого мусора, немилосердно гремела.
Сейчас, наверно, начнут барабанить в дверь, наперебой предлагать свой товар: дешёвую одежду, пластиковую посуду, копеечные украшения. И не отвяжешься от них никак!..
Они ведь не знают, что папа ушёл в рейс…
Папа…
— Что, маленькая? Что, мышка моя синеглазая?
Папины руки покрывали жёсткие мозоли. Он был мастером на все руки: сам мастерил домашнюю утварь, приборы, технику, даже мог собрать настоящий самолёт. И собрал — в задней части фюзеляжа, за перегородкой, где оборудован ангар, стояло детище его рук — "Вопящий орёл". Правда, сейчас он был не на ходу — во время последнего полёта что-то случилось с рулём направления…
— Что с тобой? Кто тебя обидел?
Гайка всхлипнула.
— Родж и Нэд опять меня прогнали! — тихо произнесла она. — Сказали, что я зануда, чокнутая и помешанная на железках!..
Папа подхватил её — десятилетнюю, маленькую, невесомую. Посадил на колени, твёрдой от мозолей ладонью легко провёл по золотым волосам.
— Не плачь… Ну их всех!..
Папин носовой платок пах машинным маслом. Девочка жадно вдыхала этот самый сладкий на свете запах, пока папа вытирал ей слёзы.
— Родж? Это, часом, не та длинная дубина, у которого из рук всё валится? Хе-хе! Нашла кого слушать… Да он и гвоздя не забьёт в доску, не переломав себе все пальцы!.. Нэд? Ну да, помню этого мордатого олуха — это он ведь месяц назад по дурости чуть дом не спалил… А ты — великая изобретательница, самая знаменитая в наших местах. Какого шикарного клоуна ты смастерила, у у у! Я бы такого не сделал!..
Его пышные усы мягко щекотали её поникшее ушко.
— Не плачь, Гаечка, крошечка моя! Не плачь… Вот вырастешь, станешь всемирно знаменитой, и все-все, даже великие учёные, будут целовать тебе ручку и называть "уважаемая мисс", — и лукаво подмигнул: — Или "миссис", если к тому времени у тебя появится законный муж!
Мышка покраснела.
— Ох ну какие же мы скромники… — улыбнулся папа. — А вот посмотри, что я привёз тебе в подарок!
Он опустил руку в карман лётчицкого кожана и достал…
— Ой, папа, папочка! Что это? Моторчики?
— А то! — важно ответствовал он. — Слямзил на работе — "Ультра-Флайт", наша компания, богатая, авось не обеднеет!.. Ну, я, конечно, предупредил начсклада — он мой старинный приятель, разрешил… А ты теперь сможешь сделать свой вертолётик.
— С радиоуправлением?
— Знамо дело!
Ласковое солнышко, проникая в окно, высушивало её последнюю слезинку…
Днём ранее. Вечер. Остров Каменный
— Кто там опять смолит? Эй! Мэл, ты, что ли?
Сидевший за столиком у окна высокий крыс в непромокаемом плаще и вязаной матросской шапчонке смутился. Раздавил толстую самокрутку в бутылочной крышке, служившей пепельницей.
— Здесь дама! — внушительно провозгласила Гренадерша. И утёрла ручищей пышные седые с прочернью усы.
Её так и звали — Гренадершей. Высоченная широкоплечая крыса в клетчатой рубашке и плотных штанах — обычной одежде деревенских добытчиков, никогда не расстававшаяся с длинным тяжёлым ножом, что висел в ножнах на её бедре. Из кармана рубашки высовывалась большая, глиняная, чёрная от табачной копоти трубка.
Один из моряков, чья компания оккупировала столик в углу, с усмешкой покачал головой:
— Вот ведь баба… Любого мужика за пояс заткнёт…
В этот вечерний час кабачок был уже полон. Вернувшиеся с промысла добытчики, моряки, мастеровые, даже местная власть в лице головы, деревенского патрульного и врача собрались здесь после трудного дня промочить горло парой кружечек хмельного.
Хозяин кабачка, носящий чудное имя Дьюла, полный коротышка с обширной лысиной, окружённой пучками совершенно седых волос, протёр очередную кружку, поставил на прилавок. Глянул на мышку из-под густых белых бровей светло-карими глазами.
— Может, винца, мисс? Вишнёвое, сладкое, как мёд, так и греет душу! Вишню мне привозят с большой земли, а уж ставлю его я сам.
Гаечка покачала головой. И снова уставилась в чашку кофе.
— Да выздоровеет ваш друг, — снова заговорил Дьюла. — Выздоровеет! Наш док ему такой отвар сварил из лесных травок — всякую хворь выгонит и рану затянет!..
Худосочный малорослый мыш, что завлёк Гаечку сюда, сидел рядом с рюмкой вина. Он церемонно отрекомендовался Мартином Шепардом, местным механиком, и настойчиво попросил называть его либо полными именем, либо по фамилии, но уж никак не "Марти". На нём был потёртый пиджачишко, а на колючем носу кособоко сидели связанные проволокой круглые очочки.
Услышав слова матроса, Шепард дёрнул костяным кадыком, поставил рюмку на прилавок и принялся разглагольствовать:
— Авторитетно заявляю, что наш Джонни… ой! прошу прощения… мистер Блиш, лучший на всех островах лекарь! Пользуясь весьма скудными средствами, как-то произрастающими в лесу и на россыпях травами, он буквально творит чудеса. Не далее как месяц назад молодой Уоткинс свалился с дерева и сильно ушибся. Помните ведь, уважаемые селяне?
В ответ раздался гул голосов:
— А то!
— Ка-а-ак брякнется!..
— Мы уж думали — всё парню…
— Вот именно! — механик поднял кривой палец. — Мы думали, что бедняга, так сказать, окончил свой земной путь. Но Джонни… прошу прощения, мистер Блиш… отправился в лес, принёс мешок только ему ведомых трав, выгнал всех с кухни, чтобы не совали носы куда не надо, и принялся священнодействовать…
— Выгонять пришлось одного тебя, Марти, — врач поднял лицо, блеснул большими очками, улыбнулся в бородку. — Иначе ты бы точно обварил себе нос в кипятке.
Тесное помещение содрогнулось от дружного хохота. Висевшая под потолком на кривом проводе лампочка заколыхалась; жёлтый круг отбрасываемого ей света суматошно заметался туда-сюда.
Но Гаечку ничего не могло утешить…
Что она здесь делает? Зачем пришла сюда, в компанию этих весёлых беззаботных зверей? Зачем она нужна им?
Гренадерша ласково положила на плечо Гаечки мозолистую ладонь.
— Не кручинься девочка, моя!.. Лучше расскажи, кто ты, откуда и чем занимаешься. Я слыхала, ты изобретательница…
Какая она изобретательница… Её изобретения вечно ломаются и уже не раз чуть не стали причиной гибели друзей…
Её изобретение убило Чипа…
Кофе в чашке совсем остыл. Мышка бездумно пригубила его, бездумно сделала глоток.
Шепард резко повернулся и едва не свалился с высокого стула.
— Попрошу не приставать к моей даме! — совершенно пьяным голосом потребовал он. — Это я пригласил её!
— Не пристаю, не пристаю… — недовольно буркнула громадная крыса. — Только ты уж, друг сатиновый, сам развлекай девушку! А то она у тебя уже скучает…
— Ты когда большой ветряк починишь, явление природы? — густо пробасил деревенский голова, толстый, неповоротливый дядька-белка с разметавшейся наподобие гривы пышной копной волос и мясистым красным носом. — Мне уже добрые две недели жалуются, что он не даёт в сеть всю мощность. Третьего дня вон аж лесопилка встала!
"Явление природы" с залихватским видом вылило вино в рот. Поставило рюмку на стол, сделало знак Дьюле, который с недовольным видом наполнил её из большой бутыли.
— Починю… почи… ик… но… Скоро… завтра…
И повернулся к Гайке.
— Не кручиньтесь, уважаемая мисс! Ваш друг выз… выздоро… веет. Наш лекарь сварит из него отвар и даст траве… то есть наоборот…
И смущённо смолк, и снова махом опрокинул рюмку.
А перед Гаечкой снова возникло белое, как мел, лицо Чипа с закатившимися глазами…
Днём ранее. Полдень. Остров Каменный
— Живой… — всхлипнул Рокфор. — Живой, дружище… парнище… жив, малыш мой!..
И заплакал навзрыд, не стесняясь ни собравшихся рядом друзей, ни стоявшего неподалёку совсем растерявшегося Эда.
Вытянувшийся неподвижно на полу командир Спасателей издал слабый, едва слышный стон.
Крохотная холостяцкая хижинка, где жил Эд, находилась у самого аэродрома. Туда-то и перенесли Чипа. Положили его на принадлежавшую хозяину узкую койку, укрыли украшенным заплатами одеялом.
— Нужен лекарь, — с озабоченным видом сообщил хозяин хижины, рассматривая рану на лбу бурундука. — Я не умею лечить. Я даже примочки к синякам ставить не умею. А лекарь наш всё умеет, он очень умный.
И, прежде чем наши герои успели сказать хоть слово, быстро ушёл.
— Вероятно, он отправился искать лекаря, то есть врача… — робко предположила мышка.
Рокфор раздражённо дёрнул ухом. Вжик глянул на неё и тотчас отвернулся. А Дейл прошипел:
— Это всё из-за тебя. Из-за тебя и твоих изобретений.
В его словах было столько злобы, что Гаечка даже отшатнулась.
— Но я… но ведь… это ведь… это случайно… Я не хотела… я всего лишь…
Красноносый яростно брызнул слюной:
— Ну да, ну да!.. Хотела как лучше… "Без проблем"… "Должно работать"… Знаем, слышали сто раз!..
А Рокки, добрый милый Рокки, угрюмо бросил ей:
— Помолчи уж!.. Мастер-ломастер… Не видишь, что ли, — наш друг совсем плох…
Чип снова зашевелился на койке, застонал. Из раны снова ручьём хлынула кровь.
Бывалый путешественник решительно утёр слёзы и принялся отдавать распоряжения:
— Дейл, найди чистую тряпицу, намочи в воде, только в холодной, и принеси сюда. Вжик, полетай по округе, поищи подорожник, чтобы приложить к ране. Да, сдаётся мне, подорожником не обойдёшься — у малыша, похоже, сотрясение…
Дейл, громко топоча, умчался на кухоньку. Вжик с готовностью отдал честь и пулей вылетел в окно.
— А что делать мне? — в последней надежде спросила мышка.
— Не мешай, — голос её толстого друга был ровным и холодным, как лёд. — А лучше — вообще проваливай! Глаза б мои тебя не видели…
Мелкий нудный дождь всё сеял и сеял. Плюхал по раскисшей тропке, ведущей от хижины Эда к аэродрому, по мощёной плоскими камнями дорожке, что тянулась к деревне, по выложенных деревянными плитами тротуарам. Шуршал в травинах, росших по краям тропки и на специально устроенных на деревенской площади газонах. Громко, до боли в ушах, барабанил по жестяной трубе водостока, что шла по склону, на котором располагалась деревня, до самого берега.
Босые ножки Гаечки брели по ледяной воде — и не чувствовали холода…
Она впала в какой-то транс. Смотрела на мир широко раскрытыми глазами, ничего не видя. Лишь мгновениями её сознание просыпалось, откладывая в памяти картины деревенской жизни — такой недостижимо мирной.
Вот большой лодочный сарай на берегу. Такой же большой, крепко сбитый баркас с мачтой, на которой косо повис заплатанный парус. Трое дюжих матросов, скинув плащи и оставшись в свитерах, таскают с баркаса тяжёлые мешки…
Вот тележка, доверху гружёная дровами. Худенький крысёнок-подросток изо всех сил налегает на ручки. Колесо наезжает на камешек; тележка подскакивает, и дровины с грохотом вываливаются на деревянную мостовую…
Вот узенькая тропка среди густой травы. Впереди — дружная россыпь опят; двое подростков, мыш и бурундук, спрятались под одним из них от дождя. А над ними рассыпались поздние цветы — яркие пятнышки жизни на фоне свинцовых туч, последний привет от беззаботного лета…
Вот лес. (И как мышка здесь оказалась?..) Суровые сосны, раскинувшие в запредельной высоте свои непроницаемые кроны, весёлые нарядные осинки на прогалине в компании стройного щёголя-клёна, а под ними — унизанный бусинками-ягодками можжевельник, выстлавший землю сплошным тёмно-зелёным ковром. Пышный папоротник раскинул во все стороны ветки, похожие на перья. И пухлый дождевик на стволе; просачивающиеся сквозь сосновую крону капельки падали на него, выбивая лёгкие облачка спор…
Вот артель добытчиков. В руках — тяжёлые ножи, чтобы шелушить шишки, на ногах — высокие непромокаемые сапоги, за плечами — туго набитые мешки и тюки связанной в пуки травы…
Вот стайка детишек. Бегают друг за другом, пищат на весь лес. Счастливо играют, не обращая внимание на дождь…
Вот галечный берег. Последние капли дождя звонко разбиваются о гальку. Серые волны накатываются на камни, на громоздящиеся у самой воды руины старого маяка. Ветер доносит мелкие брызги, и Гаечка бездумно слизывает с губ холодную безвкусную влагу…
Уже наступил вечер, когда она вновь оказалась в деревне, в магазинчике мистера Флэйвора. И сама не помнила, как туда попала…
Днём ранее. Вечер. Остров Каменный
— Канадцы опять опаздывают, — проговорил один из моряков. — Застряли в Чикаго, не могли дождаться транспорта с мукой. Обещаются быть завтра лишь после обеда.
— Ну, зато когда прибудут, засядут в кабаке до самого утра, — ответил второй. — Всё пиво, хе-хе, вылакают!
— Когда же они заберут гидропирит?.. — третий стукнул кулаком по столу. — Уже третью неделю лежит у меня в сарае, протухнет скоро…
Врач отставил кружку, задрал рукав куртки, посмотрел на часы. Решительно отодвинул стул, поднялся на ноги.
— Пойду ещё раз проведаю нашего больного, — сказал он. — Посмотрю, подействовало ли моё лекарство.
— Если что нужно, ты только скажи — вмиг выведем баркас, сходим на Большой остров в тамошнюю аптеку, — предложил Мэл. — Обернёмся за пару часов — не больше!
Врач поблагодарил шкипера и сказал, что в случае чего обязательно обратится к нему за помощью. И вышел.
А Гаечка продолжала сидеть, уставив взгляд в прилавок и сжимая в пальцах чашку холодного кофе.
Что она здесь делает? Ведь она должна быть там, где застыл в беспамятстве Чип, сидеть рядом, сжимать его неподвижную руку, ловить каждый едва слышный вздох и ждать, и надеяться на лучшее!
А даже если друзья её и прогонят…
Нет! Даже не думай об этом, Гайка! Они не прогонят тебя!
Ведь они — твои друзья, несмотря ни на что…
— Извините! Простите, пожалуйста!
Она соскочила со стула. Положила на прилавок монетку.
— Извините, но мне нужно идти!..
Пьяный Шепард поднял сонную физиономию:
— Я вас п-провожу, мисс…
И таки свалился на пол.
Гренадерша со вздохом шагнула, подняла бесчувственного механика. Взвалила его на плечо, пробормотала что-то в адрес "недвижимого имущества"…
Но мышка уже была на улице.
Непроницаемый туман клубился над озером, над дощатыми причалами, над улицей, ведущей в деревню. Дышал холодом и сыростью, глушил звуки, скрадывал очертания.
На причале, окутанная серой пеленой, чернела чья-то тень. Какой-то зверь стоял на самом краю помоста.
Что он делает? Неужели хочет прыгнуть в воду, покончить с собой?!!
Гайка всё ещё оставалась Спасателем. А Спасатели не только борются со злодеями…
— Эй! Стойте! Подождите!
Она бросилась к незнакомцу.
Это был старый Фрэнк, которого она уже видела в магазине мистера Флэйвора. Он стоял очень прямо, закутавшись в плащ, и пристально вглядывался в густой мрак.
— Стойте! Нет! Стойте! Не делайте этого!
Услышав её крик, старик обернулся. В глазах его застоялась давняя печаль, а голос был на удивление чист и ясен.
— Вот, жду свою милую… Жену мою, Бетси… Может, придёт, а может… — и не договорил.
Прелестная изобретательница удивилась, даже отступила на шаг.
— Что-что, простите?
Фрэнк тепло посмотрел на неё.
— Вы же с того самолёта, мисс… — и улыбнулся. — Вы ещё ничего не знаете…
Великие озёра полны тайн.
По их водам носятся безлюдные, брошенные своими экипажами суда. Зловещими силуэтами возникают они в ночном мраке, проносятся мимо на всех парусах и исчезают бесследно. И вздрагивает от ужаса экипаж повстречавшего их корабля, и молится в отчаянии — ведь появление такого мёртвого судна не предвещает ничего хорошего…
По берегам Великих озёр стоят заброшенные дома. Бессмысленно пялятся на окружающим мир слепые окна, словно жадные пасти раззявлены пустые дверные проёмы. На стенах висят фотографии давно умерших и ныне никому не известных людей; старая фотобумага почти выцвела, и на многих карточках уже вообще ничего невозможно разобрать. На столах стоит приготовленная для обеда кухонная посуда, а на полу, если хорошенько счистить слой многолетней грязи и пыли, можно увидеть лужи крови…
Великие озёра жестоки. Каждый год они собирают страшную дань — звериные жизни. Каждый год сотни, если не тысячи, зверей гибнут в этих местах — пассажиры и экипажи погибших судов и самолётов, утонувшие пловцы, обитатели домов, стоявших слишком близко у берега и смытых разбушевавшимися волнами. На каждом зверином кладбище можно найти множество пустых могил — по старинному обычаю их устраивают всем сгинувшим бесследно.
Но в сентябре наступают два дня, когда Великие озёра милостиво отпускают свои жертвы. Невесомыми призраками, окутанными осенним туманом, они возвращаются в родные места.
Они приходят из мутной пелены поздно вечером, почти ночью, когда над озером сгущается туман, и вечно неспокойная вода замирает в странном оцепенении. Они плывут по воздуху — и над водой, и над сушей, но никогда не заходят в дома. Чаще всего их можно встретить здесь, на причале; иногда — на деревенских улицах, в лесу и даже, как говорят, на противоположном обрывистом берегу острова (хотя там нет и никогда не было никаких поселений).
В первый свой приход они просто бродят там и сям, но от живых держатся на расстоянии. А во второй приход, следующим вечером, напротив, ищут встречи с живыми — с родственниками, друзьями, любимыми…
— Как-то Бетси в шутку сказала, что, если, не дай бог, с ней что случится, — голос Фрэнка совсем стих, — то придёт ко мне вот так, призраком. Придёт и позовёт с собой…
Он переступил с ноги на ногу. Качнулся вперёд, будто хотел прыгнуть в воду прямо сейчас.
Мышка отчаянно вцепилась в его бушлат:
— Нет! Подождите! Не делайте этого!..
И смолкла, и застыла на месте, и даже забыла разжать пальцы.
Прямо из туманной пелены на неё наплывал корабль…
Это был обычный озёрный бриг, из тех, что до сих пор десятками курсируют между близлежащими островами и берегом. С двумя мачтами, на которых громоздились полотнища прямоугольных парусов, — больших снизу, поменьше сверху, с похожим на крыло треугольным парусом, туго натянутом между передней мачтой ("фок-мачта" — вспомнилось мышке её название) и длинным носовым брусом-бушпритом. С высокими бортами, из-за которых едва виднелась приземистая кормовая рубка. С грузом, сваленным прямо на палубе и прикрытым плотным брезентом.
Вот только не хлопали на свежем ветру паруса, не скрипели мачты, не разносились над водой зычные команды шкипера. Молча двигалось судно, без единого звука рассекая форштевнем воду.
Какая-то фигура стояла у борта, прочно расставив ноги и крепко схватившись руками за снасти. В длинном брезентовом плаще, конусообразной непромокаемой шляпе, плотных дерюжных штанах и прочных башмаках с квадратными носами — обычной одежде здешних моряков.
Из-под шляпы выбивались, рассыпались по узким плечам длинные светлые волосы.
— Бетси… — выдохнул старый Фрэнк и качнулся вперёд.
Женщина широко раскрыла глаза. Метнулась ему навстречу, протянула руку в толстой вязаной перчатке. Что-то произнесла беззвучно, улыбнулась, вытерла слёзы…
— Милая моя… ласточка моя… сердечко моё… — лепетал старик, всхлипывая, как ребёнок. — Погоди… не уходи… не оставляй меня… приди… приди ещё…
А бриг уже разворачивался, вздувал паруса и, лихо накренившись на борт, уходил в туман. И другие суда уже приходили ему на смену, и не было им числа.
Вот важно шествует пароход начала прошлого века — широченный, с тремя палубами, большой белой трубой и двумя гребными колёсами по бортам. Неспешно вращаются колёса, мерно поднимаются к небу клубы призрачного дыма, ветер развевает флаги: звёздно-полосатый — национальный и пёстрый — пароходства. Нарядные пассажиры неспешно прогуливаются у бортов, а на мостике стоит, важно выпятив грудь, рулевой с лихо закрученными усищами и неизменной рубкой в зубах.
Вот красавец-клипер — кипельно-белая груда парусов на стройных мачтах. Лихие матросы рассыпались по вантам, старый боцман, надув красные щёки, дудит в блестящую медную дудку, а на высокой корме прохаживается капитан в тесном кителе с яркими нашивками и щегольской белой фуражке.
А это что? Плот, сделанный из коры. Кособокая мачта с треугольным парусом, кое-как слепленный из палочек и кусочков жести руль. На плоту — несколько зверей, совсем-совсем ещё дети!..
А это что?..
Гаечкино сердечко на мгновение остановилось.
Мимо причала проплывал гидроплан. Тот самый!
На стремительно-длинном фюзеляже горела золотом эмблема "Ультра-Флайт". Фонарь кабины был откинут; пилот, привстав с сиденья, пристально смотрел на неё ясными голубыми глазами…
— Папа?..
- Влад Павлович. Призраки Великих озёр.pdf
- (700.65 КБ) 229 скачиваний
- Влад Павлович. Призраки Великих озёр.zip
- (88.97 КБ) 166 скачиваний
Что ж, я жду продолжения. 
Но, вполне может быть и наоборот 
Концовка вышла, и вовсе, шедевральной и очень трогательной, за это, Влад, тебе от меня отдельный респект! 
А какие именно правки и почему ты не принимаешь?
